— Чего не понять, — усмехнулся Погорел, — умру богатым.
— Ты умрешь бедняком, — рассмеялся Иван. — Я оплачу только похороны.
И ты так смело хранишь — целый миллион под кроватью?
— А где мне его хранить? — резонно заметил миллионер. — Банк с чужими миллионами у меня отобрали. Ну да ладно, грешен, отмывал чужие бабки. А сотни малых предприятий зачем по миру пускать? Сталина на этих врагов нету…
— Действительно, — усмехнулся Погорел, так и не поверивший в миллион под кроватью.
— Я тебе когда-нибудь врал? — Иван заметил его эту скептическую ухмылку и снова нырнул под кровать за баблом, снова достал кейс, вытащил из него пакет и вытряхнул все его содержание на кровать. — Смотри, Фома неверующий, можешь даже в руках подержать, побыть хоть раз в жизни миллионером.
Новенькие пачки стодолларовых купюр развалились по кровати.
— Я вот о чем думаю, Вадик, если у тебя с книжкой такие фокусы в голове, то может, ты и про аварию на дороге придумал? Или забыл, что натворил, так бывает… Ударился головой, понервничал, вот из нее все и вылетело, что ты сам же это ДТП и устроил? Сработала, так сказать, защита организма, а мне потом заливаешь, что не на своей тачке ехал в аэропорт? И ко мне на ней помчался, да влетел… Бросил, поймал тачку и вот уже у меня с ключами, как я просил, чем не алиби? Предупреждаю, со мной лучше не темни…
Иван сунул ему в руки пакет, и начал в него аккуратно складывать пачки денег, довольный произведенным эффектом. Однако радость продлилась недолго, закончилась на четвертой пачке, которую он, почувствовав что-то неладное, даже вскрыл, чтобы проверить ее содержимое. После чего в некоем недоумении он тоже самое проделал еще с несколькими, швыряя их на кровать. Распотрошив, таким образом, где-то около десятка пачек, он уселся на них сверху и дико усмехнулся, понимая, что проверять оставшиеся фантики смысла не было уже никакого.
— Говоришь, сквозняк, — усмехнулся Погорел, который как следует даже не успел порадоваться, — ну-ну… Говоришь, в самолете с ней познакомился?
— Не трынди, — огрызнулся Иван, — развела как ежика на парное молоко. Молочка напился, денежек лишился. Ну я и козел, что ж, — хлопнул он себя по коленям и поднялся, — дальше будем играть уже в другие игры. И похоже, дружище, что вся игра лишь начинается. Послушай, а ты случаем с ними не в доле? — произнес зло Иван и уставился на своего друга. — Ты вообще чего ко мне сегодня приперся, уж не для того ли, чтобы развести на бабки?
— Да пошел ты…
И теперь уже ему не послышалось, что дверь хлопнула, чего Иван даже не заметил, начавший с кем-то уже выяснять отношения по телефону. Был друг и сплыл, впрочем, как и та особа, на которой он не так давно даже собирался жениться.
Глава 23
Дерево было старое, корявое и толстое, на какие обычно голуби садятся с нимбами, чтобы своими испражнениями изменять к лучшему жизнь тех, кто под ними проходил. Не Испания, понятно, но даже, если оно росло и в России, хуже от этого голубям вовсе не было. Мощные, намертво вцепившиеся в грунт корни дерева, еще крепко держали его огромную зеленую крону, раскинувшуюся над землей великолепным куполом. На острове Тенерифе есть, к примеру, знаменитое Драконово дерево, которому по слухам уже более тысячи лет, и которое некоторые из участников этих событий очень даже хотели посмотреть, но… не срослось. Бывает. Одного сняли с рейса, другая сама не захотела лететь в сказочные места, а может быть, даже и не думала, не хотела и не собиралась, в чем нам всем только еще предстоит разобраться. Что до третьей участницы этого действа, то она и вовсе в тот злополучный день только сюда прилетела, чтобы с первых же своих шагов сразу же и врезаться на своем белоснежном «Ягуаре» во все это местное дерьмо. Спасибо дереву, которое, судя по всему, только ради этого печального случая столько долгих лет на этом проклятом месте и стояло. Не айсберг, понятно, чтобы сразу никаких параллелей со злополучным Титаником, но от этого не мене зловещее, когда вдруг — сразу бетонным столбом и прямо по курсу. От такого у кого угодно крышу снесет. От ветра дерево слегка покачивалось, потрескивало и шумело, и шум этот скорее напоминал морской прибой, чем шелест обычных листьев, и чем сильнее были порывы ветра, тем мощнее волны обрушивались на берег.