Ветер гнул макушку кроны и играл его листвой, словно проверяя на прочность каждый листок в отдельности и все дерево в целом. Некоторые листья не выдерживали, срывались и улетали, и таких «слабаков» с каждым днем становилось все больше и больше. Осень была уже не за горами, и дерево постепенно избавлялось от летнего наряда. И старое дерево очень хорошо знало, на что этот ветер способен: зазеваешься, не сбросишь вовремя летний наряд, и не заметишь, как будешь валяться уже бесполезным бревном на земле с вывернутыми корнями. Когда-то очень давно, когда это могучее дерево тонкой тростинкой только еще зацепилось за местный клочок земли своими слабеньким корнями, хуже врага трудно было и найти. Всю осень ветер пытался вырвать ветку из земли, давно уже смирившуюся со своей участью и ожидающей только одного, когда же наконец весь этот кошмар, называемый жизнью, закончится. Тогда ее спас снег, пригнув к земле и укрыв теплым одеялом. Она даже подумала, что умерла, но при этом даже не испугалась. Оказалось, что это совсем и не страшно — жить мертвой в тепле и темноте, не думая о времени. На самом деле смерть оказалась куда теплее жизни! А весной снег растаял, и ветка с радостью поняла, что ошиблась. Лазурное весеннее небо и ласковое солнце улыбались ей всем своим счастьем и манили к себе. И ветка, отдохнувшая и набравшаяся за зиму сил, ответили с такой радостью на этот призыв, устремившись вверх, что никакие будущие холода ей были уже нестрашны. И было это в самом начале прошлого века, когда никакие самолеты еще не летали, а автомобили на дорогах еще не заменили лошадей.
Шло время, дерево росло, набиралось сил, становясь, год от года все больше, мощнее и размашистей. Росло и менялось дерево, менялось и все кругом. Грунтовую дорогу с лошадьми сменила асфальтовая автострада со снующими туда-сюда противно жужжащими моторчиками, действующими ему на нервы. И даже по ночам они не давали дереву покоя, причем с каждым годом этих моторчиков становилось все больше и больше, ради которых даже затеяли расширение автострады. Дереву повезло, его не спилили, но зато после этого расширения моторчики подобрались к нему так близко, что стали отдаваться нервной дрожью не только в коре, но и во всем стволе могучего дерева. И с годами эта нервная дрожь переросла в настоящую ненависть. Поймете его состояние, когда представите себя в стоматологическом кресле. Однако, как люди ко всему привыкают, так привыкло к этому порождению цивилизации и это дерево. Или заставило себя привыкнуть, смирившись со своей участью до поры и до времени. Шли годы, дерево старело и дряхлело. Зимой от морозов стала лопаться кора, а тяжелый снег ломать ветки. Но хуже и опаснее всего был ледяной дождь, который крушил мощным березам стволы, а дубы просто выворачивал с корнем. Не можешь пригнуться — падай, стоять тебе все равно уже не позволят. И хотя за свою долгую жизнь дерево научилось залечивать раны, оно хорошо знало, что придет время, когда сделать это будет уже невозможно. От времени нет лекарства, как и от этих проклятых машин, жужжащих под его кронами. Сначала начинают сохнуть самые верхние ветки, так как соки туда уже не доходят, затем ветки пониже, и, наконец, наступает тот роковой день и час, когда сил бороться за жизнь уже совсем не остается. Тогда и приходит смерть, которой еще не видно, но которая уже так рядом, что достаточно самой обычной искорки, чтобы она дала о себе знать. И этот день с прилетом этой чертовой иностранки настал.
Кэт открыла дверь машины, но выходить не стала, так и осталась сидеть на сиденье, держа на коленях две крупные огненно-красные гвоздики, купленные по дороге. Американка смотрела на место аварии и думала, что вот на этом самом месте, под этим вот сгоревшим, благодаря ей, чертовом деревом, все еще подпирающим своими обгорелыми сучьями чужое небо, могла закончиться и ее жизнь. Она закрыла глаза и представила искореженную груду металла и себя — всю такую успешную, богатую и мертвую в самом центре этой замечательной композиции, все в крови, с проломленной головой и застывшими навсегда, некогда очень красивыми глазами. Представила черную ночь и белое в красную кровь изуродованное маской смерти свое лицо. Жуть! Пылающий «Ягуар», горящее дерево, которое давно надо было спилить, и тогда бы ничего здесь такого не случилось.