Мужчина проводил брезгливым взглядом отъезжающую от своего подъезда «семерку» с побитой «гвардией», бросил случайный взгляд на старушечий блокпост у соседнего подъезда и вошел в свой. Хотелось принять холодный душ, отмыться от грязи, перекусить и начинать уже действительно выбираться из той задницы, в которой он так неожиданно оказался. Удар чем-то тяжелым по голове он получил как раз в тот момент, когда вставлял ключ в замочную скважину, потеряв вообще на какое-то время весь интерес ко всему происходящему и в мгновение ока, оказавшись там, где ему и в самом деле когда-то было хорошо. Где им было хорошо!
УХОД ОТ РЕАЛЬНОСТИ…
Кира еще улыбалась, но лицо ее уже не светилось таким счастьем, дополняя своим блаженством окружающую их картину бытия, как прежде, когда они только еще сюда поднялись, когда ее прищуренные глаза еще сияли от удовольствия, а в зеркальных горнолыжных очках, сдвинутых на лоб, отражалось яркое январское солнце Красной Поляны. Из-под бело-голубой спортивной шапочки выбивались каштановые волосы, на щеках играл морозный румянец, и вся фигура ее в белом лыжном костюме дышала такой привлекательностью, которую так и хотелось завалить в снег. И, признаться, ему стоило огромного труда, чтобы удержать себя в рамках приличия. Горные лыжи, конечно хорошо, скалился он своему отражению в ее очках. Но насколько все же этой дамочке без них было лучше. «Мороз и солнце, день чудесный…» Горнолыжный спуск в удивительном месте, кресельные подъемники, довольные парочки, поднимающиеся наверх, стремительно и не очень спускающиеся по склону вниз лыжники и лыжницы. Кто-то катался очень даже уверенно, кто-то еще только учился, а кто-то и вовсе потягивал уже горячий глинтвейн на холодном воздухе. И вдруг солнце пропало, подул сильный ветер, и повалил мокрый снег. Все как в жизни, в которой уж точно нельзя никогда расслабляться. Только начинаешь себя чувствовать счастливым и даже вполне успешным человеком, как сразу же и жди засады! Да и что это была бы за жизнь, если бы в ней каждый день светило солнце! Блеск в глазах отчаянной лыжницы погас сразу же, как только до нее дошло, что с этой горы надо было еще и спускаться. Не надо было вообще сюда забираться, подумал он, когда уже при посадке на подъемник случилась небольшая заминка. Кира боялась садиться в кресло с лыжами, которые пришлось снимать, что и понятно, ведь это был ее первый день, когда она все же решилась на них встать. Просто она даже не могла себе представить, что их придется надевать уже в самом низу, после чего надо было начинать попой ловить движущееся кресло. Но все это были еще цветочки, ягодки ждали впереди, когда уже наверху, после того, как Погорел уже снял ее довольную в шикарном костюме на камеру, и эти самые лыжи пришлось крепить к колодкам-ботинкам, в которые как в тиски были вставлены ее чудные ножки. Вот тут-то мужество окончательно ее и покинуло. Улыбка с лица исчезла, и куда-то пропало солнце, мир померк и вообще… какие черти ее сюда занесли. Если покачиваясь на высоте в кресле, она еще как-то держалась и даже пыталась шутить, то, оказавшись один на один с этими лыжами на склоне, с этими уродскими ботинками и бесконечным спуском, она совсем пала духом. Ноги совсем перестали ее слушаться, а все тело налилось таким свинцом страха перед предстоящим скольжением вниз и обязательным падением, что бороться с этим у нее просто не было уже никаких сил. Деревянные протезы вместо ног на ржавых шурупах, и те, наверное, были бы лучше. Лыжи ехали в одну сторону, коленки выворачивались в другую, а тело и вовсе падало в третью. И это еще не на скорости. Лыжница с ужасом себе представляла, что с ней будет и как ее будут собирать по косточкам, когда она наконец разгонится и устремиться, сломя голову, вниз.
— Кир, здесь нет ничего сложного, — в который уже раз повторял Погорел. — Корпус вперед, колени согнуты, немного скорости и плугом начинаешь поворачивать, постепенно перенося тяжесть тела с одной ноги на другую.
— Я не могу.
— Конечно, — злился он, — как же ты сможешь, если уже битых полчаса стоишь столбом на одном месте. Чтобы повернуть, надо ехать.
— Но я не могу ехать, — чуть не плакала уже она. — Как ехать, когда лыжи скрещиваются, ты такой тупой, что так этого и не заметил? Я пытаюсь повернуть, а они скрещиваются!
— Но ты же стоишь на месте, милая, — терял уже последнее терпение Погорел. — Надо хотя бы сдвинуться с места для начала.