— Стоишь, — усмехнулся он памятнику, — неудачник. Ведь не хотел же ехать в эту Персию, карьерой соблазнился, знаю. Ну и как, дружище, удалось перепрыгнуть сразу через несколько ступенек? Вот и я о том же… В любой конторе всегда найдется свой Очкарин, который сделает все, чтобы… Ну, ты понимаешь, о чем я. Тебя в одно место послали, меня в другое, а все равно оба оказались в заднице. Он что-то еще там скал, обращаясь к истукану, не относящееся к делу, просто захотелось хоть кого-то сделать виноватым во всех своих бедах, вот коллега Борик и попал под раздачу вместе с Грибоедовым. И сразу стало легче. Не исключал Погорел и того, что все это чья-то с ним игра, в которую его втянули помимо его воли. Та же Кира ради хохмы, чтобы вытащить его из рутинности обыденной жизни, когда даже уже скоростной спуск на лыжах с горки дух уже не захватывает. Вот и заказала экстремальный тур для своего любимого, чтобы поднять ему жизненный тонус, а заодно и отыграться за его зимний розыгрыш. И это его предположение имело под собой вполне определенное обоснование. Единственное, что не укладывалось в эту версию происходящего, так это сгоревший «Боинг», его уж точно специально сжигать никто не собирался, слишком дорогое удовольствие ради мнимого сходства выдуманной истории с реальной жизнью. И вот, что заставило его вполне серьезно относиться еще и к игровой версии всего происходящего, так это визит в квартиру к своей любимой, не больше и не меньше, но обо всем по порядку…
ИГРА НА ВЫЖИВАНИЕ
Успешному финансисту Н. Ван Ортону стукнуло ровно 48, ровно столько, сколько и нашему гладиатору, когда брат на день рождение преподнес тому весьма странный подарок — игру на выживание. Что можно подарить тому, у кого и так все есть? Только незабываемые ощущения от сиюминутного риска, от всепоглощающего страха, безысходности и полной обреченности всего творящегося вокруг. От Игры, которую ее участник не только не мог уже контролировать, но даже отчасти хоть как-нибудь ее понять, кроме одного, что ловушка теперь может поджидать его где угодно. На улице, в собственной квартире, и даже в квартире своей любимой, куда он ездил за ее паспортом. Где Погорел как раз и наткнулся на лежащий возле телевизора диск с «Игрой» — старым фильмом с участием еще почти молодого Майкла Дугласа. Смотреть не стал, было не до просмотров, да он итак помнил этот фильм без всяких просмотров, чтобы погружаться снова в чужие проблемы, когда и своих было выше крыши. Любого, даже очень сильного и уверенного в себе человека можно довести до ручки, погрузив в состояние страха и заставить бояться. Сначала за жизнь кого-то, а постепенно и за самого уже себя, погрузившегося с высоты своего упакованного благополучия во весь тот хаос, в котором Погорел сейчас и барахтался. Научившись когда-то на войне жить одним днем, он и в мирной жизни старался далеко в будущее не заглядывать, чтобы случайно не расстаться с настоящим.
От смерти вообще нет страховки, какой бы ты вообще пост не занимал в этой жизни. Будь ты хоть трижды президентом международной нефтяной компании, но только если водителю снегоуборочной машины вдруг захотелось переехать тебе дорогу, то никакая сила на этом свете тебя уже не удержит. Вот и с Кирой вышло у него так, как и со всеми другими женщинами до нее, с которыми он жил только здесь и сейчас, позволяя любить себя, даже не помышляя о том, чтобы влюбиться самому. «Хочешь, я ради тебя выйду на улицу голой? — сцена из „Оттепели“. — Иди…» А все началось с того, что однажды его обожаемая супруга не дождалась своего боевого офицера из горячей точки, заставив в одночасье во всех других женщинах видеть только предательниц. Собственно, только поэтому он потом и поимел жену одного коллеги по работе, чтобы лишний раз самому себе еще раз доказать, что все бабы — это вселенское зло! И очень даже в этом, надо заметить, преуспел. Однако всему приходит конец, пришел конец и этой его уверенности в никчемности всех баб после встречи с Кирой. Что имеем, не храним, потеряем — плачем! Не стал исключением из этого общего правила и он, наконец признавшийся себе в том, что любит эту женщину.
Радуется счастью с настенного плаката в квартире Несмияны юная лыжница, участница международных соревнований. Такое знакомое — незнакомое лицо и такие далекие, светящиеся счастьем глаза. Со старого плаката ему улыбалась юная… нет, не Кира, а некая Инга Паульс — ее погибшая в автокатастрофе младшая сестра, разница в возрасте с которой была всего в один год. Сестра улыбалась той самой улыбкой, какая могла быть и у Киры, не окажись она сама в том проклятом, сошедшим с рельс, вагоне метро, от которого остались только рожки да ножки. «Кир, — как-то спросил он у нее, — Поклонская, бывшая прокурорша Крыма, тоже никогда не улыбается, вы и с ней не сестры случайно?» И получил такой свирепый взгляд в ответ, пригвоздивший его прямо к стенке, что на все будущие времена расхотелось шутить по этому поводу.