— А может быть она со сгоревшего самолета, почему нет? — подала мысль Ивановна, без которой нигде и никуда. — Мне знакомая, в аэропорте работает, говорила, что много люду погорело, больше чем в Одессе, а в новостях молчок. Может, только она одна и спаслась, а? Инопланетяне спасли…
— Выйдите! — приказал нервно главврач.
— Что?
— Пойдите вон, я сказал, — взревел доктор, — пока я тебя саму не отправил к инопланетянам. Займитесь своими прямыми обязанностями, смените белье у больной, совсем нюх потеряли, не чувствуете запаха?
Конечно же, Ивановна обиделась, да только что с начальства взять, анализы и те плохие, хоть и доктор. Так реветь на пожилую женщину, столько лет верой и правдой… Может, и в самом деле надо было в следователи идти? Спиной она выскользнула в коридор, где и перекрестилась. От греха подальше! Не чувствует она запаха, как же… У ней нос еще не заложило. Просто не успела еще убраться. Сам бы и поменял простынь под этой бесчувственной, раз такой чуткий, почему ей всегда самая трудная работа? А диагноз, что больная с ожогами, так с ее опытом и без всякого медицинского образования с одного взгляду можно определить, что подсмолилась бедняжечка прилично.
— Вы ничего нам не скажете, — обратился к больной второй врач, — ваше полное имя, место жительства, гражданство и прочее? Чтобы мы смогли разыскать ваших родных и сообщить им о вас, наверняка ведь волнуются, вы должны это вспомнить.
Больная молчала, рассматривая врача пустым взглядом. Какие родные?
— Дело дрянь, — сделал он вывод. — Она нас слышит, но, похоже, что совсем не понимает. Как бы оказалась не иностранкой на нашу голову эта дамочка. Засудит же потом, если что не так сделали.
— Давай пока не будем делать скоропалительных выводов, — заметил главврач, тяжело поднимаясь с табуретки, — а подождем до завтра или хотя бы до сегодняшнего вечера, — он ободряюще улыбнулся больной. — Правда, милая? Кстати, а откуда здесь цветы? — уставился он на шикарный букет, как будто только что его увидел.
— Не знаю, — пожал плечами коллега.
— Странно, — задумался врач. — Мы здесь ломаем голову, откуда эта птичка к нам залетела, а кто-то оказывается, очень даже хорошо об этом знает. Вот что, дорогие мои коллеги, — произнес он задумчиво, разглядывая больную, которая только делала вид, что снова спала, отгородившись прикрытыми веками от происходящего, — свяжитесь-ка с полицией.
— Я поставила сегодня утром, — заявила Ивановна, просунув в приоткрытую дверь свою все слышащую голову в белом медицинском колпаке. — Цветы из моего сада, чистые, я их помыла, мусора никакого. Убрать?
— Пусть стоят. Мы должны поставить в известность органы об этой немой пациентке. Для ее же пользы… Нам не нужны неприятности. Кто его знает, может она в розыске?
— Не приведи Господи, — перекрестилась в коридоре три раза кряду опытная медсестра Ивановна. — Нам только уголовного розыска в клинике и не хватало. Свят-свят! Придут в масках, всех опечатают лицами в пол, клинику закроют, главного посадят, а меня уволят. Принесла же нелегкая, могла бы и в другую больницу попроситься, все равно ничего не помнит.
Помощник тут же сообщил, что уже с органами связались. Полиция скоро должна быть. Еще он сообщил время поступления больной вчерашней ночью и что больная, скорее всего, после автомобильной катастрофы, хотя и не факт. Привезший ее ничего толком не объяснил. Его машину остановили на трассе, загрузили бесчувственное тело на заднее сиденье и велели отвезти в ближайшую лечебницу, пригрозив по ходу дела, что если несчастная представится по дороге, то и ему тоже останется недолго крутить баранку. Так сюда и попала. Правда, этого она уже не слышала, провалившись снова в свою пустоту. И снова ей снилась чернота, ослепляющий свет, автострада и зловещая улыбка незнакомца, загружающего ее пылающее тело в автомобиль. Прошел день, потом еще… Приходила Ивановна, другая дежурная по отделению, приходили и уходили доктора, иногда появлялся главврач, день сменялся ночью, ночь приходила на смену дню, и только в ее больной жизни почти ничего не менялось. Шумахеру же еще хуже, успокаивала она себя. Этот бедняга даже прийти в себя не может. Все в мире относительно.