Повторение прошлого (СИ)

Относительно чего? Относительно себя и всего остального, что ее окружало сейчас, окружало вчера, и будет окружать еще завтра. Ни одной позитивной мысли на всю больную голову. И даже при всем при этом молодость все же начинала брать уже свое, она начинала уже поправляться, и даже гораздо раньше, чем предполагали врачи. С кровати она еще не вставала, но уже хотя бы пыталась сидеть, да и приступы головной боли случались уже не так часто как раньше. Но самое главное, что в ее памяти начали вырисовываться хоть какие-то картинки, достойные ее внимания. Слабые и размытые, но уже хоть что-то… И со временем она стала понимать медсестру все лучше и лучше. А последний визит врача и вовсе ее «порадовал», тот так мило ей улыбался и пытался ей втолковать на своем тарабарском какую-то медицинскую истину относительно ее здоровья, что когда он наконец ушел, больная вдруг точно поняла, что скоро обязательно умрет. Доктора только безнадежным больным так мило и улыбаются, чтобы те не очень расстраивались по своим бренным телам после того, как их покинут души. Так и вышло, что дневное улучшение ее здоровья закончилось полным ухудшением ее состояния ночью. Проснувшись около двух часов ночи от приступа головной боли, она так с открытыми глазами до самого утра и пролежала, не в силах даже пошевелить рукой. Дежурная медсестра дала ей таблетку и даже сделала укол в мягкое место, но заснуть все равно так и не получилось. Только она закрывала глаза, как тут же появлялась освещенная светом слепящих фар дорога, стремительно уносящаяся под колеса автомобиля. Мерцание красных габаритных огней от передних машин. Голова начинала бешено кружиться, и больная с ужасом садилась в постели, сжимая виски ладонями. Заснуть сидя тоже не получалось, она снов ложилась и через некоторое время все повторялось сначала. И только вторая доза снотворного уложила ее в постель под самое утро.

Утром ее будить не стали, а дали выспаться подольше. Несколько раз заходила медсестра, поправляла одеяло и тихо уходила. И в очередной раз своего посещения застала больную уже проснувшуюся и улыбающуюся. Крыша еще и не у таких красавиц едет, вздохнула Ивановна, жалея всем сердцем обеспамятевшую сумасшедшую. Получить кувалдой по голове, от такого удара кто угодно начнет улыбаться, даже слон, а здесь хрупкая женщина с яичным желтком под слабенькой скорлупкой. Заулыбаешься здесь, когда дурочкой станешь.

— Что-то приснилось, милая? — участливо полюбопытствовала она.

— Я во сне летала, — хрипло произнесла больная, неузнаваемым голосом.

— Эка невидаль, — насупилась Ивановна, — летала она. У нас большая часть больного на голову населения по жизни летает и ничего, как фанеры над Парижем, только до Парижа никто не долетает. Ничего хорошего, скажу тебе, я бы всех этих летунов… Раньше вот человек устраивался на завод слесарем и до пенсии, никаких дурных мыслев в голове, никаких тебе полетов с места на место, а щас? Всем Парижы да Канары подавай! Может ты летала на том самолете, что сгорел, не припомнишь?

— Нет, — покачала она головой. — Летела с качелей, так раскачалась, что… Вот и пытаюсь вспомнить, где это могло со мной случиться? Вспомню это, потяну за ниточку, смотришь, клубочек памяти и начнет раскручиваться.

— Ты только много не хрипи, не напрягая связки, может, у тебя гортань обожжена, почем я знаю, как бы хуже не стало. Ты пока лучше помолчи, наговоришься еще. Главное, что свой язык вспомнила, уже хорошо. А кожа на лице нарастет, с голым черепком жить не будешь.

— У вас таких случаев не было? — спросила больная с надеждой.

— Чего тут только не было, милая, — вздохнула Ивановна, — такие клубочки закручивались, что мама не горюй, шиш раскрутишь, Вот скажу тебе по секрету, наш главврач тоже давно уже забыл, что женат, тьфу, такие клубочки закручивает с одной докторшей, что вся клиника трясется от их оргазмов. И ничего, стены крепкие, и не такое выдерживали, а вот койка сломалась, сама видела, как в ординаторской меняли на новую.

Ивановна вещала еще долго, но больная ее не слушала, думая, как человеку вообще мало надо в этой жизни. Люди живут себе и живут, хлеб жуют, пока что-нибудь по голове не стукнет, разделив свое бытие на «до» и на «после» великого столкновения!

— На днях случилась авария ночью под Москвой, — Ивановна, делая свои дела, продолжала потихоньку бухтеть, — страшная. Врезались две машины, пока разбирались, кто виноват, в них влетел третий летун, который еще и пьяный. Четыре трупа, а у самого даже ни царапины, прямо божий промысел какой-то, никакой справедливости на свете. А вот еще…