С тех пор заикание стало проявляться при малейшем волнении: когда учитель вызывал к доске или сообщал об оценках; когда спрашивал незнакомый человек и смотрел в глаза; когда мама интересовалась делами в школе или исправляла ошибки в домашнем задании.
Конечно, мама видела возрастающую замкнутость дочери, ее молчаливость и внутреннее напряжение. По-своему пыталась помочь. Кроме бесед «как надо», водила в театры, на выставки. Обращалась к правильному питанию, к правильным системам оздоровления…
Но чувство неуверенности в дочери росло. Большую часть времени девочка старалась просто молчать. Даже когда на душе «кошки скребли». На выставках или в театре, где они были вместе с мамой, Анна чувствовала себя немного спокойнее. Но стоило вернуться домой и вспомнить о школе, как напряжение возвращалось и сковывало горло. Как-то побывав летом у двоюродной сестры, Аня перестала заикаться… пока не вернулась домой. «Пришла из школы, час со мной поговорила — и вот опять… может она издевается надо мной?»
Неудивительно, что дочь находилась под постоянной опекой, каждый ее шаг мама старательно регламентировала и перепроверяла с целью правильного воспитания. Думая, что ее дочь во многом беспомощная и ничего не понимает в жизни, мама считала своим долгом заботиться о ней и принимать за нее решения.
Подобные истории встречаются в семьях, где родитель превращается в «учителя» и одновременно образ родного ребенка совмещается с образом «плохого ученика». Характерной чертой подобных отношений является директивность во взаимоотношениях. Сыну или дочери даются формальные инструкции «как надо это делать» и «ты должен». Выполнение этих требований оценивается родителями и эта оценка определяет характер взаимоотношений.
«Родитель-учитель», обладающий властью, берет на себя волевые и рефлексивные функции ребенка, стимулируя «благодарное повиновение» и периодически используя поглаживание и принуждение («кнут и пряник») как способы воздействия на «ребенка-ученика».
Родители, выстраивающие формальную систему отношений, часто мотивируют свои действия страхом перед ошибками, которые может совершить «несмышленый ребенок». Запрет на ошибку заменяет развитие на существование по правилам. Ребенок теряет способность развиваться и адаптироваться самостоятельно.
Этому способствует зависимость самооценки ребенка от оценки его действий «родителем-учителем» — зависимость на грани беспомощности своего «Я». Избегание самовыражения становится естественным способом выживания.
Очевидной реакцией психики на запреты и чрезмерный контроль является, растущая замкнутость, подавленная агрессивность. Внутреннее напряжение аккумулируется в теле: мышечных блоках и зажимах. Постепенно ребенок сживается, привыкает к чувству скованности, как естественному телесному фону.
Парадоксально, но скованность служит для него синонимом защищенности. Становится своеобразным ресурсом, обеспечивающим невосприимчивость к нежелательным для него воздействиям извне. Любые попытки насильственного «расслабления» могут расцениваться как посягательство на личную безопасность.
Еще больше усугубляет ситуацию попытка родителей приободрить своих детей, используя формально правильные советы. Например, ребенок боится сделать ошибку у доски и знает, что он бессилен перед сильным чувством страха. А родители, пытаясь помочь ему, говорят нечто вроде: «Ты не можешь? Но это так легко: смотри в глаза и не молчи!» Результат достигается совершенно противоположный, потому что подобная реплика не признает опыта ребенка и подчеркивает его неудачи и беспомощность. Что ему остается? Сказать себе, что никто его не понимает — или признаться в собственной неполноценности…
Родители, сами того не подозревая, играют роль красной кнопки «пуск», которая активизирует деструктивную реакцию ребенка. Так, поведение мамы «запустило» и в дальнейшем провоцировало заикание Ани как реакцию на возможную стрессовую ситуацию. Хотя мама и пыталась помочь ребенку.
Чтобы что-то изменить, нужно устранить причину. В данном случае речь идет прежде всего о реабилитации человеческих отношений в «формальных» семьях. Необходимо разделить «официоз» и семью. Поэтому, кроме непосредственной помощи Ане, я посоветовал маме следующее: уходя с работы, оставлять за порогом кабинета свою «профессиональную копию». Остановиться на мгновение, пока вместе с выключенным в кабинете освещением не исчезнут на время все мысли и эмоции, а также способы общения и реагирования, связанные с работой. Попробовать вернуться домой просто человеком. Той мамой, которая бесконечно дорога для каждого детского сердца. И, быть может, для самой себя.
Это поможет найти естественный язык общения. Только на этом языке может разговаривать ребенок, не прячась в раковину самозащиты. И терпение. Быстро ничего не выйдет. Медленно-медленно, осторожно-осторожно раскрывается цветок на рассвете — точно также меняется ребенок. Без нажатия красной кнопки…
Давление и слабость