Горечь создавала странное, нежданное ощущение, которое периодически возникало как-то помимо воли, само собой. Оно напоминало озеро, которое своей полноводностью и мощью когда-то радовало глаз тех, кто гулял на его берегах и слышал плеск волн. Но теперь вода ушла. Обнажилось дно и то, что скрывали блестящие воды. Кто раньше восторгался озером, в негодовании замерли, достали бинокли и стали разглядывать, тыкать пальцами и переговариваться. Но если они могли уйти от бывшего озера в более приятные места, то само бывшее озеро никуда от себя и своего дна уйти не могло. И то, что это стало очевидным фактом жизни — и фактом, судя по всему, финальным — вгоняло в печальную злость.
Макс отвернулся, подошел к окну и раздвинул шторы: взмахнула крыльями чайка под чашей неба с бело-синими разводами. Солнце оттенило фасады старых высоких домов на набережной. За спиной тишина дома.
Макс попытался усадить себя за компьютер, чтобы разослать резюме по свежим вакансиям. Первая страница сайта по трудоустройству вызвала отвращение и почти физическую тошноту. На секунду закрыв глаза, представил как тысячи таких же как он пожирают глазами строчки, правят резюме под вакансию, обновляя ключевые слова и вбивают «отправить». В службе персонала девица в строгих очках и мини-юбке, устало распечатает тройку резюме, которые показались ей «вроде-бы-вау» — как правило, это те, которые видны в почтовом ящике последними. Покачивая бедрами, направится в кабинет начальника, небрежно сжимая тонкими пальцами левой руки распечатанные листы.
По пути игриво хлестанет ими лоб какого-нибудь линейного менеджера, уснувшего за монитором, и выпьет капучино у автомата в коридоре, обронив пару кремовых капель на белые листы. Затем спустится покурить, оставляя яркую помаду на сигарете, будет выдыхать дым вверх и разводить руками, впитывая слухи корпоративной деревни. По ходу на минут десять остановится позвонить маме, рассматривая город с высоты лестничного пролета. Взглянет на часы, крепко выругается, быстрым шагом побежит в кабинет начальника. Так листы, впитавшие запах табака и кофе, окажутся на стеклянном столе, заваленном отчетами. Лысеющий мальчик лет тридцати рассеяно спросит «отобрали?» — на что девица, не моргнув глазом, ответит утвердительно. Он разложит колоду резюме перед собой и быстро — провидец — укажет пальцем на лицо, выражающее непритязательную готовность или отчаянную уверенность.
И это произойдет одновременно в тысяче мест. Тысячи будут входить в офисы и продавать себя. Другие тысячи — обитающие в офисах — будут откровенно рассматривать первых, делать пометки в блокнотах и задавать вопросы. Точно по единому сигналу первые скажут последнее слово, улыбнутся и выйдут из кабинета, скрывая тревогу и смущение, отчаяние и надежду. Вторые переглянутся — и кивнут головой, во взгляде их истина, которую трудно смутить. Раз в пять-семь лет первые постепенно меняются местами со вторыми и великая игра продолжается снова.
Затрещал мобильник.
— Привет пааап. Нашел что-нибудь?
— Привет, герой. Ты о чем?
— Просто мы с мамой беспокоимся о тебе, ведь на самом деле сейчас совсем не трудно найти работу. Просто надо захотеть.
— О, ты стал совсем взрослым. Папу жизни учишь, да.
— Да нет. Ты меня не понял.
— Правда? Типа и не нашел, и не понял? Да ладно. А знаешь, почему ты спросил про работу? Да потому что деньги кончились, а летом хочешь свою барби кой-куда свозить, да квадроцикл купить на день рождения, да одеться, да пожрать. А денег своих не хватает. А тут папа вдруг без дела сидит, да?
— Да нет, послушай…
— Все, отбой.
Макс закипел и бросил трубку. Вдруг, с запоздалой отцовской проницательностью, он понял, что сын хотел сказать ему. С горечью выругался и с досадой пнул табуретку, та с грохотом повалилась на пол. Ну почему так?!
Настоящее Макса — неузнанность. Раньше он уходил на работу утром и возвращался поздно вечером, по выходным пропадая на рыбалке или в биллиардной, вваливаясь в полночь в добродушном опьянении и с шикарными подарками. Час приятного общения с семьей в воскресенье вечером, где все идеальны, поскольку знают, что папа снова исчезнет на неделю.
Но теперь иначе. Дом — территория, как оказалось, ему не принадлежал. Здесь был другой порядок — выстроенный без него. Пришлось зубами и криком завоевывать право на свой порядок и доказывать кто в доме кто. После чего уют, тепло и вкус добрых отношений исчез. Воцарилась плоская офисная атмосфера с привкусом металла в голосах и пятнами напряжения в лицах. Макс понял это и ужаснулся, но было почти поздно. Они могли сосуществовать по отдельности, не встречаясь.