Позади Москва

Пеший порядок, однако, также не принес успеха. Они снова наткнулись на заслон в виде пары часовых и только каким-то чудом сумели засечь их первыми и тихонько отойти назад. Честно говоря, сначала их машину, а уже потом самих часовых, потому что это были именно нормальные часовые, а не «секрет». А то жизнь их троих тут и кончилась бы. И плохо, что чужаки охраняли просто северо-западный въезд в город. Машина была, насколько они сумели разглядеть, «Хамви» с крупнокалиберным пулеметом или малокалиберной автоматической пушкой на крыше. Лезть на этого бегемота и двух бойцов с пистолетами, включая один пустой, и с годным к использованию лишь в качестве дубинки автоматом мог бы только кретин. Капитан-лейтенант кретином себя не считал, но все равно они произвели еще несколько попыток сунуться в город и в сторону причалов катеров МЧПВ и раз за разом отползали назад, обмирая от страха и ожидая выстрела.

Наиболее удачной можно было счесть последнюю по счету попытку, когда они пошли прямо вдоль Деймы. Река неожиданно оказалась незамерзшей, хотя вдоль берегов наросло по многу метров льда. Осторожно глядя под ноги, уже в начинающихся сумерках они прошли около километра, когда случилась совершенно несусветная хрень, от которой они не могли потом оправиться очень и очень долго. В общем-то всю оставшуюся жизнь.

Ступая след в след, капитан-лейтенант Дмитриев и курсант Сивый осторожно шли по крепкому участку льда вдоль берега Деймы, хорошо закрытому старым снегом и поэтому позволяющему двигаться относительно быстро без риска поскользнуться и улететь под уклон, к воде. Дима чуть отстал. Двигаясь первым, офицер внимательно смотрел вперед и по сторонам и поэтому увидел ожидающую их женщину очень издалека, метров со ста. Они продолжали двигаться, а он разглядывал ее на ходу и постепенно замедлял шаг. Надежда на то, что это может быть просто торчащее изо льда сухое дерево, была безосновательной: было ясно, что это именно человек, причем как раз женщина. На ней было платье густо-красного цвета, то казавшееся в угасающем вечернем свете почти черным, то снова становящееся то ли вишневым, то ли бордовым. Подол развевался, открывая длинные ноги. В марте, ага. На снегу.

Капитан-лейтенант отвел назад левую руку и дважды сжал и разжал кисть. Не выдержал, оглянулся. Никаких кодовых сигналов они не знали и знать не могли, но следующий в паре метрах позади парень все равно уже сделал то, что требуется, то есть сдвинулся вбок и отошел чуть назад по собственным следам. Они сумели обменяться взглядами. На его лице он обнаружил совершенно то же самое, что наверняка отражалось на его собственном, и от этого стало чуточку легче. Постояв секунду или две без движения, капитан-лейтенант снова двинулся вперед, стараясь сконцентрироваться и по очереди моргая обоими глазами, чтобы как-то улучшить зрение вдаль. Мешал поднимающийся ветер.

Женщина или девушка стояла к ним вполоборота и то опускала, то поднимала к своему лицу правую руку, как бы вглядываясь куда-то, куда ей было надо. Один раз она переступила на месте, но эта была единственная деталь со смыслом «на дворе не месяц май». Фигура была пропорциональной, но почему-то громадной: метра в три или четыре ростом. Вообще, имелся очень большой соблазн принять все это за раскачивающийся куст с висящей на ней красной тряпкой – ветку качает ветром, вот и… Но мешало слишком большое количество хорошо различимых даже с такой дистанции деталей. Борясь с собой, капитан-лейтенант даже чуть ускорил шаг, и, набычившись, подошел к жуткой фигуре еще чуть ближе, метров еще на тридцать.

– Твою мать…

Сердце колотилось в ритме, который подошел бы для спринтера на финише дистанции, не для топающего по снегу человека в шинели. Глаза слезились от напряжения и порывов холодного ветра, но раз в несколько секунд он вытирал слезы ладонью, смаргивал то, что оставалось, и тогда снова можно было смотреть. Да, женщина в платье, не понять, какого возраста, но, во всяком случае, стройная. Темноволосая, волосы длинные и без прически, какие-то неровные. В руках ничего нет. Подол платья – по колено, тоже неровный или обтрепавшийся от ветра или, например, от цепляния за кусты. Становилось все холоднее и холоднее, с каждой секундой. Еще несколько метров, и он снова остановился: ноги заледенели уже насквозь снизу вверх, а вдыхаемый воздух пропитал холодом всю грудь, так что стало почти невозможно вдохнуть. Курсант что-то неразличимо крикнул сзади, но капитан-лейтенант не разобрал ни слова – так колотило холодной кровью в ушах. Перед глазами все плыло, но детали продолжали быть различимы. Женщина начала оборачиваться. Потом он упал лицом в снег и перестал что-либо понимать.