Поздняя греческая проза

Когда-нибудь в другой раз мы восхвалим и Ахилла и Гомера, — насколько, по моему мнению, он этого заслуживает за те свои мысли, которые правильны. (15.) Но сейчас давай рассмотрим то, что сказал Фокилид: мне кажется, что он прекрасно высказался касательно устройства города. — Пожалуйста, сделай это, — сказал Каллистрат, — ведь все, кого ты здесь видишь, очень хотели бы послушать тебя; оттого они и собрались здесь у реки, хотя на душе у них не очень-то спокойно; ты ведь, наверное, Знаешь, что вчера в полдень скифы сделали набег, нескольких зазевавшихся стражей убили, а других, как видно, захватили в плен. Мы еще ничего точно не разузнали, так как скифы уже успели ускакать довольно далеко от города и притом в противоположном направлении.

16. Дело действительно обстояло именно так: городские ворота были уже заперты накрепко и на стене был поднят боевой знак. Однако все присутствующие были такими любителями послушать речи, настолько греками до мозга .костей, что почти все горожане, уже вооруженные, сбежались сюда и хотели послушать, что я буду говорить.

И я, восхищенный их рвением, сказал: — Если хотите, может быть, мы пойдем в город и присядем где-нибудь? Ведь на ходу не всем удастся слышать то, о чем мы будем беседовать: тем, кто находится сзади, слушать неудобно, но они, проталкиваясь поближе, мешают и стоящим впереди. — (17.) Едва я сказал это, как все ринулись к храму Зевса, где они обычно собирались на совет. Старейшие и наиболее уважаемые граждане уселись в круг на ступенях, а вся толпа стояла возле храма — перед ним была большая открытая площадь. Будь здесь философ, это зрелище доставило бы ему огромное удовольствие: все они выглядели точь-в-точь как те древние греки, которых описывает Гомер, длинноволосые и бородатые; среди них был только один бритый, и за это все его порицали и ненавидели; говорили, что он придерживается этого обычая неспроста, а чтобы подольститься к римлянам и показать, что он им друг; таким образом, всякий мог видеть, насколько такое обличив позорно и ни в коем случае не подобает мужчинам.

18. Когда все утихли, я сказал, что они, жители древнего греческого города, правильно поступают, желая послушать об устройстве и управлении городов.

. . . . . . .

24. Я хотел развивать дальше мою основную мысль, когда один из присутствующих прервал меня громким возгласом. Он был самым старшим из них всех и пользовался величайшим уважением, но слова его были очень скромны: — Не сочти, чужестранец, — сказал он, — грубым и варварским поступком то, что я прервал тебя и помешал тебе продолжать твою речь. В вашем краю это, конечно, не принято, так как у вас нет недостатка в философских беседах и всякий может слушать речи многих ораторов о любом предмете; но для нас прямо-таки можно считать чудом, что к нам приехал ты; (25.) ведь обычно к нам приезжают люди, которые только по названию греки, а на деле еще большие варвары, чем мы сами; это — купцы и мелкие торгаши; привозят они нам всякие тряпки и скверное вино, да и от нас не вывозят ничего путного. Но тебя, наверное, сам Ахилл прислал к нам со своего острова; мы очень рады слушать все, о чем бы ты ни говорил. Однако мы думаем, что недолго ты пробудешь с нами, да и не желаем этого, — мы хотим, чтобы ты как можно скорее в добром здоровье вернулся к себе домой! (26.) Но так как ты в своей речи коснулся божественного миропорядка, то я чувствую, словно меня возносит ввысь какая-то божественная сила, и вижу, что и все присутствующие здесь рвутся послушать речь именно об Этом предмете; ибо все, что ты сказал, показалось нам восхитительным и вполне достойным этой темы; это как раз то, о чем мы всего более хотели бы послушать. Что касается глубокого знания философии, то мы, конечно, им не обладаем, но, как ты знаешь, мы — любители Гомера, а кое-кто из нас — правда, немногие — и Платона; к ним можешь причислить и меня: я часто читаю его сочинения, насколько это мне доступно. Правда, тебе может показаться нелепым, что именно тот, кто больше всех граждан своей речью напоминает варвара, восхищается этим писателем, подлинно греческим, самым мудрым из всех, и старается его изучать, — как если бы полуслепой человек, отворачиваясь от любого другого источника света, смотрел прямо на солнце.

27. Вот как обстоит дело. Если хочешь доставить всем нам радость, отложи свою речь об обществе смертных людей, может быть, наши соседи завтра оставят нас в покое и мы не будем вынуждены меряться силами с ними, что нам постоянно приходится делать; поговори теперь с нами о божественном государстве, или о его строе — назови это как тебе угодно. Расскажи нам, где оно, каково оно, и при этом, насколько можешь, постарайся приблизиться к благородной свободе платоновской речи, что тебе, как нам показалось, только что удалось сделать.

Если даже мы многого и не поймем, то мы, во всяком случае, воспримем самый язык: он для нас привычен — ведь он звучит сходно с языком Гомера.