Поздняя любовь

Тобиас не дал ему договорить.

— Это же очень легко исправить: я буду вносить плату за квартиру. И как только сам раньше не догадался?!

— Но у меня ведь не пансион, — возразила Доната.

Она сидела вместе с братьями в комнате для завтраков за чаем с пирогом. Заснеженные кусты и деревья за окном, открывавшим панораму сада, выглядели причудливыми и такими близкими, что, казалось, излучают стужу, хотя дом хорошо отапливался. Тобиас разжег открытый камин и во время разговора вертел в руках каминные щипцы.

— Ведь дом госпожи Бек, — продолжал Себастиан, — никогда не сможет служить тебе домашним адресом.

— А почему бы и нет? В наше время ведь нет ничего необычного в том, что люди, и не заключая брачного контракта, живут вместе.

— Но не в вашем случае, и ты отлично знаешь почему.

— Только потому, что мы не ровесники?

— Прежде всего потому, что она — твой шеф.

— Представь себе, Тобиас, я устраиваю прием, и когда первые гости появляются в холле, ты уже спускаешься с гордым видом вниз по лестнице.

— Это вовсе не обязательно. Я могу спуститься и заранее или, скажем, подъехать на машине. Вот так и сделаем.

— Мне не нравится скрывать наши отношения под паутиной лжи.

— Не вижу, почему ты должна стыдиться из-за меня.

— Это вовсе не так, Тобиас, я тобой горжусь.

— Докажи это всем!

— Речь идет прежде всего не обо мне, а о тебе. Я хочу, чтобы ты вел нормальную жизнь, как полагается молодому человеку твоего возраста.

— Это делает вам честь, госпожа Бек, — заметил Себастиан. — Ты должен, наконец, внести ясность в свою жизнь, Тобиас. От слухов о том, что ты пошел на содержание к немолодой женщине… — Он, как бы прося прощения, поклонился Донате. — От этого ты не так-то скоро отмоешься.

— Я не состою на содержании! — Тобиас так стукнул каминными щипцами по горящему полену, что посыпались искры. — В этом нет ни слова правды.

— Но пока ты живешь здесь, мальчик мой, это выглядит именно так. Видимость иногда так же важна, как и факты, не говоря уже о том, что ты здесь пользуешься такими удобствами, которые иначе были бы тебе недоступны. Если не возражаешь, я перечислю: экономка убирает твою комнату и, кажется, даже заботится о твоем белье; ты пользуешься плавательным бассейном и гимнастическим залом. Всего этого ты не мог бы оплатить, если бы госпожа Бек принимала от тебя деньги.

Тобиас сник.

— Об этом я даже не подумал, — признался он.

— Это на тебя похоже, — сухо заметил старший брат. — Теперь слушай внимательно! Никто не завидует твоей беззаботной жизни; и я не думаю, что госпожа Бек когда-нибудь упрекнет тебя в том, что ты пользовался предоставленными ею благами… — Он на секунду остановился. — Или, уж если упрекнет, то не раньше, чем дело дойдет до скандала.

— Столь мелочной, дорогой доктор Мюллер, — вставила Доната, — вы все же считать меня не должны.

— Хорошо, я вам верю, госпожа Бек. Но уж, во всяком случае, вы его выставите, если он перестанет ходить с вами в одной упряжке.

— У вас довольно своеобразная манера выражаться, доктор Мюллер. Но я признаю, что сделанный вами прогноз может оказаться верным.

— И где тогда будет Тобиас? Я его к себе больше не возьму.

— Этого от тебя и не требуется. Уж как-нибудь сам справлюсь.

— Я уже такие слова слышал от тебя неоднократно, мальчик мой. Но я тебе не верю.

— Действительно, тебе, Тобиас, все же лучше иметь собственную квартиру, собственный адрес, определенную меру свободы, — стала убеждать его Доната. — Но это ведь не значит, что ты отсюда изгнан. Комната и впредь будет оставаться в твоем распоряжении.

— Ты хочешь от меня избавиться, — посетовал он.

— Ничего удивительного, — заметил старший брат. — Каждая из предшествующих женщин выставляла тебя вон. Раньше или позже.

— Каждая? — спросила Доната, которую это открытие позабавило.

— Их всего две и было-то! — Тобиас вскочил. — Но от Изабеллы я ушел по своей воле, потому что не мог терпеть ее неаккуратности.

— Только не пытайся нас провести, — ответил брат, — ни один мужчина не бросит женщину лишь потому, что она неаккуратна; определенно не бросит, пока не найдет себе другого пристанища.

— Как бы это ни было на самом деле, оставим прошлое в покое, — предложила Доната. — Лучше попытайся понять, Тобиас, что я хочу тебе только добра. Если ты останешься здесь, то в один прекрасный день почувствуешь себя запертым в золотой клетке. А я не хочу, чтобы ты меня покидал именно из-за этого.

— Потому-то и выбрасываешь вон?

Доната устала спорить.

— Говори, что хочешь. Во всяком случае, я настаиваю на том, чтобы ты занял эту квартиру.

— И совершенно правильно делаете, дорогая госпожа Бек. Тобиас, дитя ты человеческое, стань же, наконец, взрослым!

Тобиас взглянул на брата.

— Пусть даже ты на пару лет старше меня, но из нас двоих я — человек более зрелый. Ты сидишь в своей крошечной будке, разыгрываешь из себя великого интеллектуала и не подпускаешь к себе ни одну женщину. В противоположность мне, ты боишься всякой прочной связи. — Он в бешенстве бросил щипцы на пол перед камином. — Я давно хотел тебе об этом сказать.

Доната подняла щипцы и повесила их на стойку из кованого железа.