Поздняя повесть о ранней юности

— Прошли на водопой, скоро пойдут обратно, — и начинал нас расставлять вдоль ему одному видной кабаньей тропы. Много раз мне пришлось бывать на охоте впоследствии, но такого профессионала я больше не встречал.

Наступила ранняя весна 1946 года, а затем совсем незаметно и лето. Мы по-прежнему интенсивно занимались, уставали, а в свободные часы ходили в расположение своей батареи, общались с ребятами. Коля Володин стал командиром первого орудия, мы все были рады этому. Командир первого орудия в батарее — это как первая скрипка в оркестре: если точно пристреляется, то и батарея не промажет. Познакомились с новым комбатом капитаном Артеменко, который твердо заверял, что ждет нас из школы в конце июня и вакансии командиров отделений разведки и вычислителей заполнять не будет.

Наступил июнь, и начались испытания: каждый день мы что-то сдавали, нам ставили оценки, потом опять и опять. Особой гордостью начальника школы было форсирование водной преграды на подручных средствах, и мы с оружием переплыли озеро, встретив на другом берегу все начальство дивизии. Затем полигон и боевые стрельбы.

Все окончено и 21 июня вечером капитан Семенец зачитал приказ — четверым, в том числе мне и Пете Чернову вручили сержантские погоны, еще десятерым — младших сержантов, остальные — ефрейторы. Мы сходили в расположение своей батареи, нас поздравили ребята и комбат, но в воздухе уже витала какая-то неопределенность, всеобщее легкое волнение и, как результат — неважное настроение.

Утром объявили построение бригады и зачитали приказ о расформировании дивизии. До вечера мы сдавали на склады имущество, оружие, инструмент и, переночевав в казарме на голых досках, рано утром на автомашинах уехали к новому месту службы.

Расставание это было тяжелым. Полюбившийся коллектив и воинская служба, к которой уже пришло понимание и любовь, оставались в прошлом, а впереди — полная неизвестность. Что было делать с чувством гордости от службы в прославленном боевом артиллерийском соединении, именовавшемся не иначе как бог войны?

20-я танковая дивизия

Колонна из 10 «студебеккеров» повезла нас на восток Польши и вечером мы прибыли на место. Дивизия стояла в междуречье Вислы и Сана недалеко от городов Тарнобжег и Тарновска Воля в военном городке Демба, сооруженном немцами в огромном густом лесном массиве. Городок состоял сплошь из деревянных сборных щитовых казарм и домиков поменьше, штабных, складских и офицерского жилья. На весь городок было четыре кирпичных сооружения: три двухэтажных дома — штаб дивизии и в противоположном конце — водокачка.

Это был период, когда на весь мир было заявлено, что за рубежом Советским Союзом оставлено всего 49 дивизий и потому 20-я представляла собой конгломерат боевых частей, численностью не меньше корпуса, а может быть и более.

Нас человек 20 направили в 76-й гвардейский тяжелый танкосамоходный полк и, как положено, мы находились в 15-дневном карантине в расположении 2-го батальона. Карантин — это временная изоляция от личного состава части, но отнюдь не отдых. От всех мы отличались тем, что ходили в столовую последними. Затем работали вне контакта со старожилами: пилили дрова, обустраивали склады, сортировали и консервировали боеприпасы, мели территорию. В общей сложности я прослужил в этой части полгода и обзавестись друзьями и прочно войти в солдатскую семью не сумел: неприятные события следовали одно за другим, выбивая из нормального состояния, оставляя в душе подавленность и неотвратимое желание попасть в любое другое место службы.

Все началось с того, что однажды в один из последних дней карантина мы возвращались из столовой к месту работы и гуськом, без строя, шли по опушке леса. Я был последним. Вдруг с другой опушки, а нас разделял плац, на котором строили полк для утреннего развода, капитан с красной повязкой дежурного по полку, указывая рукой на меня, крикнул:

— Сержант, ко мне!

Я повернулся и быстро пошел к нему. Дойдя до середины плаца, я услыхал его команду: «бегом!», но продолжал идти шагом. Подошел, он скомандовал «кругом», я двинулся в обратную сторону. Так повторилось три или четыре раза, а потом он спросил:

— Почему не выполняете команду «бегом»?

— В соответствии со строевым уставом Красной Армии команда «бегом!» является предварительной, а исполнительная — «марш!», но ее не последовало, — глядя ему в глаза, ответил я.

— Если ты хорошо знаешь уставы, то получи 15 суток строгого ареста! — вскипел капитан.

— За хорошее знание уставов на гауптвахту не сажают. А сержанта под строгий арест можно посадить только на 10 суток, — опять продолжал умничать я.

И тут капитан не выдержал и заорал на весь лес:

— Сгниешь на гауптвахте! — и, повернувшись ко мне спиной, крикнул в сторону расположения:

— Дежурного по 2-му батальону, ко мне!