Когда я попал в действующую армию на 2-й Белорусский фронт, ним уже командовал маршал К. К. Рокоссовский. Надо сказать, что в солдатской среде очень гордились этим, ибо он пользовался большой популярностью. К нему все без исключения относились с огромным уважением и любовью. Очень часто можно было услышать и в солдатских разговорах, и в официальных беседах политработников, и в словах командиров: «Ведь мы рокоссовцы!». И это ко многому обязывало, придавало силы, помогало в трудностях и дисциплинировало. Шепотом рассказывали, что он «сидел», что вся его армия по инициативе Сталина сплошь состоит из «сидевших». Мне трудно судить насколько это соответствовало действительности, но разговоры исходили, как правило, от тех, кто наверняка «сидел». Наверное, они чувствовали себя при этом ближе к маршалу.
И, конечно же, не мне судить о полководческих успехах маршала Рокоссовского, о которых очень много писали, а также широко известно от военных специалистов. Это не подлежит сомнению, но два эпизода из событий, в которых мне пришлось участвовать, долгое время оставались загадкой.
Когда мы прибыли в 191-ю стрелковую дивизию, она входила в состав 50-й армии и находилась на правом фланге 2-го Белорусского фронта. К концу Восточно-Прусской операции мы находились в западной части Пруссии в Алленштайне. Примерно 21 января были переброшены на левый фланг фронта, совершив 320-километровый марш, вышли в район Бромберга, затем поднялись к Кульму. Ночью по понтонному мосту перешли Вислу и с ходу вступили в бой, разгромив вдребезги эсэсовский калмыцкий легион.
Трудно представить, как это можно было сделать после стремительного марша, когда нам приходилось проходить в сутки по сто километров. В Кульме мы спали прямо на улицах, прислонившись к заборам и домам, а мимо проносились машины с понтонами. Саперы наводили переправу. Потом нас разбудили и повели к мосту. В колонне оказались две «катюши», которые нам пришлось уже на левом берегу с помощью канатов перетаскивать через дамбу. После почти часового марша на юг мы резко повернули вправо и догнали эсэсовцев. «Катюши» ударили прямой наводкой. Тогда возникает вопрос, зачем был нужен этот изнурительный многокилометровый бросок?
К тому времени войска 1-го Белорусского фронта совершили глубокий прорыв к Одеру и захватили на его западном берегу несколько плацдармов. Однако в результате некоторого отставания 2-го Белорусского фронта над его правым флангом нависла угроза ударов и окружения со стороны новой немецкой группы армий «Висла». Прикрывая правый фланг соседнего фронта, маршал К. К. Рокоссовский развернул свои войска на север и северо-запад, нацелив их на эту группировку, что и определило необходимость нашего форсированного марша. По датам эта версия подтверждается данными, приведенными в энциклопедии Великой Отечественной войны.
Вторая загадка появилась в 1991 году, когда на страницах журнала «Огонек» в материалах, посвященных 50-летию битвы под Москвой, говорилось, что командующий 16-й армией генерал Рокоссовский остановил наступление сибирской дивизии полковника Белобородова из-за неоправданно высоких потерь: в бою погибло 50 человек.
К этому времени я был знаком с выписками из дневников боевых действий 191-й стрелковой дивизии, полученных в Совете ветеранов в Ленинграде, в которых говорилось, что в бою за город Черск, где я был ранен, погибло 93 человека и ранено еще 290. Если населения в Черске в 1945 году было не более десяти тысяч человек, а сейчас не более двенадцати, тогда остается загадкой, какая стратегическая цель достигалась в этом бою. Быть может, резко снизилась цена человеческой жизни? Но наступление из-за неоправданно высоких потерь остановлено не было.
Впервые я увидел маршала К. К. Рокоссовского в конце февраля 1946 года на его встрече с избирателями как кандидата в депутаты Верховного Совета СССР на предстоящих в марте первых послевоенных выборах. Я тогда учился в школе сержантского состава нашей 75-й пушечно-артиллерийской бригады. Одеты мы были приличнее, чем линейные подразделения, поэтому нас посадили в первые ряды дивизионного клуба. С пятого ряда я его очень хорошо видел и слышал.
В тот период мы уже привыкли слушать выступления больших начальников на партийно-комсомольских активах, которые проходили два раза в году после весенней и осенней инспекторских проверок.