Поздняя повесть о ранней юности

Побродив по темным улицам, мы нашли какой-то, как нам сказали, заезжий двор, состоящий из двух огромных сараев. Вокруг дальнего толклась толпа итальянских солдат, очевидно, не помещались. Из второго выходили и входили наши. Мы зашли туда. В центре — огромная печь из бочки, а вокруг невероятное количество сидящих и лежащих людей. Кое-как протиснулись, кто-то подвинулся, кто-то согнул ноги и мы устроились на отдых. Опасно только было выходить, чтобы не потерять место.

Под потолком висело несколько фонарей, и было достаточно светло. Присмотрелись, прислушались. Из разговоров окружающих мы поняли, что большинство — ходоки за солью в Артемовск или уже несут оттуда увесистые мешочки. Нам это понравилось. У нас был выбор, как я говорил раньше: на Артемовск, а далее на Старобельск, или на Дебальцево и Ворошиловград. Мы присмотрелись к тем, что шли за солью, старались их запомнить, поговорить или как-то себя обозначить как попутчиков.

Среди этой многоликой толпы, большинство которой составляли женщины, подростки и пожилые мужики, резко выделялись дна молодых парня, активно крутившихся возле железной печи. Обслуживая ее, они выходили на улицу, приносили дрова, выносили золу, приводили и размещали новых постояльцев. В отличие от перепуганных, забитых, замерзших и голодных людей эти ребята были не только с виду сыты, но и раскованны, смелы. Они постоянно подбадривали усталых и растерявшихся, из их уст неоднократно звучало, что, мол, еще немного, и будет лучше. Мы полулежали в самом темном углу, что позволяло наблюдать за ними совершенно незаметно. И вскоре мы увидели третьего; он сидел в противоположном от нас углу и явно был в контакте с этими двумя. Когда по улице пошла тяжелая техника и раздался рев моторов, он глазами повел влево, и один из парней, перехватив взгляд, быстро вышел, а вернувшись, мигнул сидящему в углу.

Сомнений у нас не осталось — мы решили, что перед нами армейская разведка наших. Я долго помнил эту встречу и, когда уже был в армии, спрашивал у бывалых, ходивших в немецкий тыл разведчиков, рассказывая во всех, тогда еще свежих деталях. Оба они, Александр Половинкин и Владимир Соловьев, сказали, что 90 % за то, что это наша армейская разведка, ибо до фронта на север и на восток было примерно 80–100 км, и это полоса ее действия. Но, 10 % — могла быть и контрразведка охраны тыла немцев. Они говорили, что пребывать в тылу у немцев не столь опасно и страшно, как переходить в любом направлении линию фронта.

На этот раз ума у нас хватило и мы не стали их просить, чтобы взяли нас с собой, хоть искушение испытывали большое.

Жизнь, между тем, в этом полутемном сарае продолжалась. Иногда забегали итальянцы, заигрывали с женщинам, пели, что-то объясняли, но никто их не понимал. Мимо изредка проходили небольшие колонны немецкой техники. Немецких патрулей или местных полицейских мы не видели. Очевидно, все скопление людей они приняли в темноте за итальянцев и потому в этом районе не появлялись.

К утру погода резко изменилась — подул сильный теплый ветер. Из сарая стали выбираться люди и расходиться в разные стороны: те, что с грузом — на юг, остальные — в противоположную сторону. Мы шли небольшой гурьбой, человек 10–12, некоторые тянули на санках детей. Впереди и сзади с интервалами в 100–200 метров шли такие же небольшие компании.

Когда стали выходить из Горловки, начало рассветать. От нее мы прошли всего 2–3 километра, стало совсем светло и мы увидели впереди на дороге большую колонну людей, двигающихся нам навстречу. Все замедлили шаг, но вскоре вовсе остановились, а когда стали видны окружившие колонну немцы — бросились назад. Бежали в панике, обгоняя друг друга, роняя поклажу, подгоняя плачущих и ничего не понимающих детей. Страх усилился, когда на окраине Горловки мы увидели железнодорожный эшелон за колючей проволокой и толпу людей, загоняемую в вагоны, среди которых были и в серых шинелях.

На улицах поселка по-прежнему было тихо и спокойно. Не дойдя до ночлежки пару кварталов, мы свернули влево, на Дебальцево, куда указывала немецкая стрелка.

Пройдя два-три квартала по широкой магистральной улице, мы вновь увидели впереди толпу людей, сопровождаемую немецкими солдатами и полицаями. Пробегавшие навстречу девушки сказали, что гонят на станцию и отправляют молодых в Германию, а остальных — в западные области Украины.

Я уже и не помню, как мы вновь очутились у ночлежки, от которой хорошо просматривалась дорога, по которой мы пришли в Горловку. Она была пустынна, и мы быстро зашагали по ней в обратном направлении. Долго шли молча, каждый по-своему переживал провал задуманного нами побега на фронт, к нашим…

Потом навстречу нам по дороге пошли войска на гусеничных бронетранспортерах, с эсэсовскими молниями на дверцах и надписями «ВИКИНГ». Мы сбежали с дороги метров на 50 и пошли по целине, совсем растаявшему снегу. Когда я услышал песню «Теплый ветер дует, развезло дороги и на Южном фронте оттепель опять», то мне показалось, что это именно об этом дне.