Поздняя повесть о ранней юности

В полночь мы оказались в Синельникове. Мороз и поездка в дырявом вагоне достали нас крепко. Мы вскочили в здание вокзала, битком набитое людьми и едва освещаемое керосиновыми фонарями, осмотрелись и начали немного согреваться. В центре зала сидела и ела большая компания мужчин и женщин с детьми. В полумраке мы разглядели на рукавах мужчин полицейские повязки, а затем и лежащие на вещах винтовки. Мы увидели, что и они нас внимательно рассматривают. Надо было немедленно уходить. Первым встал Юрка и, когда он был уже у двери, я не торопясь пошел следом. Уже в дверях услышал окрик: «Пацан, остановись!» — и заметил молодого амбала, поднимавшего винтовку.

Я выскочил, Юрка стоял за дверью, он слышал окрик, и мы бросились направо, за здание вокзала. У телеграфного столба три немца распутывали провода, мы пробежали мимо них в сторону поселка, чтобы скрыться в улицах. Больше бежать было некуда. Когда мы были уже почти в переулке, сзади раздался винтовочный выстрел, крик «стой!», а затем еще крики, но уже немцев. Мы обернулись на ходу, полицай выстрелил вверх, а на столбе, оказывается, находился четвертый немец, который оказался в большей опасности, чем мы.

Быстро отбежав темными переулками на другой конец станции, мы решили немедленно убираться из Синельниково и бегом направились в сторону выездных стрелок. Там стояли три порожняка с паровозами и один уже шипел тормозами, пробуя их.

Спросили у машиниста — оказалось паровоз будет тянуть до Гришино. Карту мы помнили, направление — наше. Мы пошли в конец состава — почему-то нам казалось, что из последних вагонов легче убегать.

В одном из последних вагонов мы и устроились. Там оказалось много соломы, мы сгребли ее в один угол. В соломе валялись окровавленные бинты, ортопедические металлические шины немецкого происхождения и куски обгоревшей камуфляжной плащ-палатки. Зарылись в солому, накрылись палаткой и уснули. Когда проснулись, было светло, во все щели светило яркое солнце, а поезд стоял. Прислушались, осторожно огляделись. Юрка сбегал к паровозу: только зацепили, и сейчас же отправляется до Ясиноватой.

Приехали уже в темноте, быстро дошли до вокзала, но, поразмыслив, входить не стали. Там была такая же толчея, как и прошлой ночью в Синельниково. Обошли привокзальную площадь — пусто. Решили проситься ночевать в поселке напротив вокзала. Большие, как нам казалось, богатые дома мы пропускали; опыт последних лет уже срабатывал. Заметив маленький, заваленный снегом по самые окна, домик, мы подошли к калитке и остановились, решая, как начать. Долго стоять не пришлось: из домика вышла женщина, вылила в снег помои и, увидев нас, остановилась. Потом медленно подошла к нам и спросила тихо, что мы ищем. Спросила ласково, с доброй нотой и по-матерински участливо, на мягком, украинском языке, каким говорят полтавчане.

Мы изложили свою версию, ибо ничего другого сказать не могли. Поверила она или нет, неизвестно, но пригласила в дом: «Заходьте, хлопчики, у мене своїх двоє, але тісно не буде».

Мы вошли в дом, там действительно было два мальчика лет примерно семи и десяти, которые все время молчали и не сводили с нас настороженных глаз…

Хозяйка подвела к умывальнику, дала полотенце и велела помыться. Затем мы, проявляя самостоятельность, стали доставать из сумки оставшуюся горбушку. Женщина остановила нас, положив хлеб обратно, и накормила нас какой-то еще теплой кашей.

Добрая женщина стелила нам на полу у печки и участливо расспрашивала о наших мытарствах на пути из Воронежа, преодоленных опасностях, питании и т. д. Мы рассказывали подробно и, видно, что-то не сошлось в нашей фантазии. Лукаво улыбнувшись, она прекратила затронутую тему. Из ее рассказа мы узнали, что отец пацанов на фронте с первых дней войны, что работал он токарем в депо, что выживать ей помогают родственники мужа, которые живут в селе между Ясиноватой и Горловкой, и она периодически бывает у них, ходит за продуктами. И главное, рассказала, с каким трудом она туда добирается.

Выйдя рано утром, еще в потемках, сориентированные рассказом хозяйки, мы без труда очень быстро вышли на шоссе, ведущее в Горловку. Люди, хоть и немногочисленные, уже двигались в обоих направлениях. Немцев не видно. Изредка они проезжали на машинах. Мороз был сильный, ветер задувал под скудную одежонку, и мы бодрым шагом шли навстречу Красной Армии.

Через некоторое время нас догнали сани. Мы попросились, и старик провез нас немного, а потом свернул в сторону. Когда вошли в Горловку, преодолев 30 километров, было уже темно.

Темная, мрачная, стоящая между терриконов и засыпанная снегом Горловка стала последним пунктом нашего похода на восток. Уже много позже мы долго и детально обсуждали происшедшее и не могли простить себе якобы допущенной ошибки в выборе направления.

…Продолжая слушать майорский приемник, мы знали, что на Северском Донце фронт остановился надолго и, как оказалось, до конца лета 1943 года. У нас могли быть и другие варианты, но…