Поздняя повесть о ранней юности

Поговорив с командиром, генерал повернулся и направился к пролому в стене. Следом заспешил сопровождающий его капитан, очевидно адъютант. И тут он увидел нас, сидящих у пролома рядом со старшиной, возившимся со своим хозяйством. Повернувшись к командиру, спросил с усмешкой:

— Партизаны? Кто такие?

Мы начали отвечать вместе, наперебой, но командир махнул рукой нам, и наклонившись к генералу, что-то объяснил ему. Затем они втроем вылезли в пролом и ушли под насыпь. Через некоторое время командир вернулся, записал наши фамилии и опять ушел к генералу. Через полчаса генерал умчался на своей машине, немцы проводили его, как и встретили, минометным огнем и все стихло.

Бойцы сидели небольшими группами вдоль тыльной стены пакгауза и занимались каждый своим делом. Изредка происходила смена наблюдателей. Тогда командир разворачивал карту и наносил очередную цель. Я смотрел на разведчиков и вспоминал тех наших военных из 1941 года, которых довелось видеть в ботаническом саду. Эти, из 43-го, отличались спокойствием и уверенностью, хоть немцы и сидели в своих окопах всего в 300–400 метрах от станции. Когда кто-нибудь из бойцов раздевался, на гимнастерках я видел большие значки с Красным Знаменем. Спросил у своего самого «старого» знакомого, которого встретил первым:

— Это у вас ордена Красного Знамени?

Он рассмеялся, но ответил утвердительно, а другой, немного старше и очевидно серьезней, объяснил, что это знаки Гвардии, что их соединение гвардейское и эти знаки носят все солдаты, офицеры и генералы. И заметил: «А ордена Красного Знамени мы еще заработаем. До Берлина еще топать и топать».

Неожиданно появились девушки-радистки с молоденьким лейтенантом во главе, они принесли радиостанцию. А еще через полчаса пришли два телефониста с катушками и телефонным аппаратом. Мгновенно все изменилось: командир велел разобраться по подразделениям, переходя от одной группы бойцов к другой, ставил задачи. Тут мы только заметили, что кроме двух капитанов в этом подразделении еще четыре или пять офицеров.

Мы по-прежнему сидели возле старшины, который показал нам автомат ППШ, научил разборке, чистке и сборке, заряжанию магазина. Потом, не выпуская из рук, показал две гранаты РГ-42 и Ф-1, затем трофейный румынский револьвер. Рассказал много интересного из фронтовой жизни своего подразделения и своей личной. Служил он с 1939 года, участвовал в финской кампании командиром саперного отделения.

А командир, переходя от одной группы к другой, приближался к нам и, наконец, остановился напротив, широко расставив ноги в своих щегольских брезентовых сапожках, рассматривая нас внимательно из-под козырька почти на глаза надвинутой фуражки.

Мы встали и вытянулись перед ним. В одно мгновение пронеслась мысль: сейчас нас пошлют в тыл к немцам, в разведку. Подумалось даже как пойдём: сначала вдоль железнодорожной насыпи в низину, а потом окраиной какого-то села в тыл противостоящей возвышенности. А командир, как мне сейчас видится, понимая наше детское состояние и читая наши мысли, нарочито медленно достал из кармана гимнастерки сложенный вчетверо листок бумаги:

— Для вас есть особый приказ генерала, — начал он медленно, продолжая следить за нашей реакцией.

Все, что мы знали о геройских подвигах подростков, ясно представилось нам, как наше ближайшее будущее. И не позже завтрашнего утра нам вручат боевые ордена и гвардейские значки. А сейчас он даст команду вооружить нас автоматами или дать по паре гранат.

Не сводя с нас глаз, командир продолжал:

— Вы направляетесь на учебу в Суворовское училище. Эту рекомендацию нашего генерала вы должны передать в военкомат, где получите направления к месту дислокации училища. Поздравляю вас, ребята, и от имени нас всех желаю отлично учиться и стать хорошими офицерами. Когда мы выйдем в отставку, вы придете и смените нас. Отсюда уйдете с наступлением темноты вместе со старшиной. Все.

Он протянул нам бумагу, повернулся и отошел к своим бойцам.

Вадим быстро подхватил направление из руки капитана и спрятал в карман. Позже он мне его показывал, не выпуская из своих рук. Фамилию генерала, номер воинской части, фамилии командиров и бойцов, с которыми мы пробыли два дня, я не запомнил и, думаю, что я их и не знал тогда. Все происходило очень быстро, хотя и казалось, что времени много и все еще узнается. Так случалось и позже в похожих и непохожих обстоятельствах, но навсегда оставались только эпизоды, лица, места происходящих действий и очень редко — имена и фамилии. Да и интересоваться подробностями в то время было не принято, ибо почти все, а особенно фамилии командиров, номера частей и все с ними связанное, было военной тайной.

Тогда же, 27 октября 1943 года, мы, дождавшись темноты, тепло попрощались с разведчиками и ушли со старшиной в Соленое. Перед рассветом нас посадили в попутную машину и рано утром мы были дома.

Так закончились два с лишним длинных года жизни в оккупации и два очень коротких дня после освобождения.