Поздние ленинградцы. От застоя до перестройки

Андрей Константинов: «Дело в том, что для решения ситуаций, связанных с перестрелками, это было уже не особо нужно. Буквально в конце 1980-х – начале 90-х, если возникала какая-то конфликтная ситуация, то, как правило, с оружием. Либо как минимум бейсбольные биты и дубинки».

Но именно в девяностые карате возрождается как боевое искусство и вид спорта. В Ленинграде создаются федерации боевых искусств, при Институте Лесгафта открываются курсы, куда приходят тренеры, выходящие из подполья, за несколько лет подготовку прошли более шестисот человек. В 1992 году именно в Петербург впервые приехал легендарный Чак Норрис, это признание питерских каратистов и продолжение дружбы с братьями Олегом и Арнольдом Ришами.

Арнольд Риш:«Мы его встретили, организовали встречу. Ее можно было организовать в любом зале, собрался бы полный зал. Но это произошло очень быстро, скоротечно, на базе зимнего стадиона Михайловского. И там мы устроили много показательных встреч, показательных выступлений, показали, что мы тоже что-то можем. И он <Чак Норрис> был, конечно, сильно удивлен, что здесь ребята такого хорошего уровня».

Злачное место

В середине 1970-х по Ленинграду ходила шутка: «В СССР нет безработицы, но никто не работает. Никто не работает, но производство растет. Производство растет, а магазины пусты. Магазины пусты, а дома столы ломятся. Столы ломятся, но все недовольны. Все недовольны, но голосуют за».

В последние десятилетия советской власти известное выражение: человек есть то, что он ест, звучит вполне актуально. Содержимое холодильника гражданина СССР зависит не столько от доходов, сколько от возможностей еду приобрести (через знакомых продавцов, директоров магазинов, в спецраспределителях). Только в ресторане элитная по тем временам еда одинаково доступна всем клиентам. Энергия ресторанной стихии недаром кажется вызывающей на фоне степенного, подконтрольного советского быта. В этом карнавальном бесновании видятся призраки грядущей новой, несоветской жизни.

Александр Дементьев: «Это было государство в государстве, можно так сказать. В эпоху дефицита, в эпоху тотального контроля государством во всех сферах сфера общественного питания не могла оттуда выпасть, конечно. Она тоже была насквозь государственной. Но были свои законы, свои отношения, иерархия, довольная жесткая. Были свои правила, были свои завсегдатаи, был свой своеобразный мир».

Евгений Вышенков: «Когда человек постоянно сидит в „Кавказском” – это социальный статус. Его впускают без промедления, он всех знает, он платит, он может заказать музыку, может сделать замечание официанту. Это была формально территория государства, но здесь произростали первые ростки будущей революции буржуазной».

Игорь Мельцер: «Мир непризнанных и осуждаемых обществом людей, которые любили рисковать, любили деньги, что было уже плохо, это уже было совершенно не по-коммунистически, и они не стеснялись в этом признаваться!»

Лев Щеглов: «Я думаю, что это некий прообраз будущего, но все-таки в карикатурном виде».