Поздние новеллы

В высшей степени неестественно! Но эта неестественность явно была связана с незримостью Моисеева Бога, который хотел быть нашим Богом. Более сообразительные из смуглой оравы начали догадываться, что все это значит и сколь жутко-обременительно, оказывается, присягнуть незримому Богу.

Они находились в земле Син, а именно в пустыне Сур, страшном месте, откуда можно было выйти, только чтобы попасть в столь же безрадостное — пустыню Фаран. Почему эти пустыни имели разные названия, установить не удалось; они сталкивались с сухим треском, и повсюду тянулась одна и та же каменистая, стекающая мертвыми холмами, безводная и бесплодная проклятая ширь, три дня пути, и четыре, и пять. Моисей правильно сделал, что немедля использовал свой выросший у Чермного моря авторитет для сверхъестественного внушения: он тут же опять стал «этим человеком Моисеем, который вывел нас из Египта», что означало «довел до беды», и слуха его достигал громкий ропот. По истечении третьего дня подошла к концу взятая с собою вода. Возжаждали тысячи людей — неумолимое солнце над головой и голая безутешность под ногами, и не важно, была ли то безутешность еще пустыни Сур или уже пустыни Фаран.

— Что нам пить?

Они кричали это громко, не деликатно по отношению к страданиям вождя, порожденным его ответственностью. Сам он пить не хотел — да пусть вообще никогда ничего больше не пить, лишь бы у них что-нибудь было, только бы не слышать:

— Зачем ты вывел нас из Египта?

Страдать одному — легкая мука по сравнению с необходимостью отвечать за такую ораву, и Моисей был очень измученным человеком, остался таковым на все времена — самый измученный из всех людей на земле.

Ибо очень скоро не осталось и еды, потому как на сколько же могло хватить наспех припасенных лепешек?

— Что нам есть?

Вот уже раздался и этот вопль, со слезами и бранью, и тяжелые часы провел Моисей наедине с Богом, пеняя Ему, что жестоко было с Его стороны возлагать бремя всего народа сего на него, Его раба.

— Разве я носил во чреве весь народ сей и родил его, — спрашивал он, — что Ты говоришь мне: неси его на руках твоих? Откуда мне взять пищи, чтобы дать всему народу сему? Они плачут передо мною и говорят: дай нам есть мяса. Я не могу один нести столько народа, он тяжел для меня. Когда Ты так поступаешь со мною, то лучше умертви меня, чтобы мне не видеть бедствия моего и их!

И Яхве не подвел его совсем. Что касается водопоя, на пятый день на возвышенности, где шли, они обнаружили источник, подле которого росли деревья; кстати сказать, на карте, что имел в голове Йошуа, он был помечен под названием «источник Мерра». Правда, из-за непереносимых добавок вода его имела отвратительный вкус, что вызвало горькое разочарование и далеко прокатившийся ропот. Но Моисей, эта охитревшая на выдумку голь, ввел в действие своеобразный фильтрующий аппарат, если и не полностью, то все же в значительной части удерживавший гадкие примеси, и сотворил таким образом чудо источника, преломившее вопли в ликование и весьма способствовавшее упрочению его авторитета. И слова «который вывел нас из Египта» тотчас опять приняли радужную окраску.

Что же до питания, то также произошло чудо, в связи с чем поначалу воцарилось радостное изумление. Ибо оказалось, что значительные пространства пустыни Фаран покрыты неким лишайником, который можно есть, лишайником манна, подобным войлочному покрову, сладковатым, маленьким и круглым, видом похожим на кориандровое семя и бдолах, который очень быстро портился и начинал мерзко пахнуть, если не съесть его сразу, но молотый, толченый, приготовленный, как хлебы на золе, являлся, на худой конец, вполне терпимым блюдом, по вкусу почти что лепешки с медом, считали одни, а другие находили: как лепешки с елеем.

Таково было первое, благоприятное суждение, которого, однако, надолго не хватило. Ибо скоро, уже через несколько дней, люди объелись и устали питаться манной; как единственная пища, она очень быстро набила оскомину и встала поперек горла, и они запричитали:

— Мы помним рыбу, которую в Египте мы ели даром, огурцы и дыни, и лук, и репчатый лук, и чеснок. А ныне душа наша изнывает; ничего нет, только манна в глазах наших.

С болью слушал это Моисей, разумеется, вместе с вопросом: «Зачем ты вывел нас из Египта?» Бога же он вопрошал о следующем:

— Что мне делать с народом сим? Они больше не хотят манны. Ты же видишь, еще немного, и побьют меня камнями.

XI

От побиения камнями он, правда, был неплохо защищен — Йошуа, своим юношей, и вооруженным отрядом, который тот собрал уже в Гесеме и который окружал освободителя, как только в толпе поднимался угрожающий ропот. Пока это был маленький отряд, состоявший из молодых людей, Халев — заместителем, но Йошуа ждал первой же возможности проявить себя военачальником и передовым бойцом, чтобы поставить под свое командование всех годных к воинской службе, все три тысячи. И знал, что таковая возможность представится.