Поздние вечера

Литинский впервые пришел на Плющиху в день похорон Маяковского, у которого часто бывал в Гендриковом переулке. «Долго бродил я по улицам, не зная, куда деваться от тоски и горя. (Потом мне многие говорили, что они переживали смерть поэта как свое личное горе, да оно и было личным горем, ибо поэзия — самое личное и интимное дело не только для самого поэта, но и для его читателей.) Каким-то образом я оказался на Плющихе… Кина я не застал. Он путешествовал со своим вагоном-редакцией в районах коллективизации. Мне показали телеграмму — первый его отклик на смерть поэта. Все сидели потрясенные и печальные». С тех пор, продолжает Литинский, я стал завсегдатаем на Плющихе. «Вскоре пришло письмо от Кина — гневное, злое, горькое. Он писал, что смерть Маяковского — не крушение любовной лодки, а следствие нетерпимой обстановки, которую создали литературные политиканы и которая, если не бороться, потребует новых жертв…»

Другой из «завсегдатаев» квартиры на Плющихе (одно время он находился на положении «беспризорника» и жил там), уже упоминавшийся Борис Борисов тоже вспоминает о том, как тяжело переживал Кин смерть Маяковского: «Долго, очень долго к Кину нельзя было подступиться, так он был мрачен и подавлен. Я никогда не видел Кина в таком состоянии, — он, всегда такой сдержанный, казался совершенно выбитым из колеи. Гибель Маяковского была для него, конечно, не только личным горем».

Мало кто знает о том, что Маяковский в марте 1930 года должен был ехать с руководимой Кином разъездной редакцией газеты «За большевистский сев» на коллективизацию сначала в Хоперский район, а потом на Урал. Между прочим, о работе Кина в этой газете, о его решительности и принципиальности оставил содержательные воспоминания партийный работник Николай Стальский. Все было нелегко и непросто, газете пришлось столкнуться не только с непониманием, но порою с активным противодействием со стороны некоторых догматически мыслящих местных деятелей, но, писал Стальский, «Виктор Кин всегда смотрел на свою работу в печати как на партийную обязанность. В выполнении этой обязанности он не признавал уступок, компромиссов, отступлений. Он боролся средствами печати за ленинскую линию партии, против всего того, что считал ее искажением».

Специальный вагон, в котором помещалась выездная редакция и походная типография газеты «За большевистский сев», был прицеплен к одному из выезжавших из Москвы в Нижне-Волжский край поездов 21 февраля 1930 года. Перед отъездом Кин предложил Маяковскому поехать вместе с ним в качестве члена редколлегии газеты, и Маяковский обрадовался, так как его очень интересовало, что делается в деревне. Однако он не мог поехать сразу, просил Кина немножко задержаться — а это было невозможно. Решили, что Маяковский присоединится к редакции несколько позже. В архиве библиотеки-музея Маяковского хранится письмо Виктора Кина Маяковскому.

«Советую приехать, — писал Кин. — Такое время не повторяется. Здесь вы будете гарантированы от лиризма, здесь самые незначительные события требуют гиперболических прилагательных. Кроме того, это не то, что ехать с писательской бригадой, которая занимается „изучением жизни“, поисками „нового“ человека и как еще это называется. Мы здесь работаем». Обращают на себя внимание слова «будете гарантированы от лиризма». В данном случае выражение «лиризм» кажется отголоском какого-то разговора Кина и Маяковского, условным выражением, означавшим некий неразвязанный узел личных отношений, мешавший поэту жить и работать, о чем Кин, несомненно, был хорошо осведомлен, а вовсе не программным выступлением против лирической поэзии как таковой. Во всяком случае, и это письмо Кина, и записи многих современников отражают эхо каких-то горячих споров о Маяковском, споров, которые поэт переживал болезненно и трагически остро. Для историка литературы это ценнее академических глубокомысленных рассуждений.

Теперь трудно установить, что именно помешало этой поездке Маяковского. Вообще-то его задерживала подготовка к премьере буффонады «Москва горит», но, возможно, были и иные, личные причины. В. В. Полонская вспоминает, что Маяковский действительно готовился к этой поездке и говорил об этом. Его еще связывало с Кином и то, что он очень интересовался репетициями во МХАТе инсценировки «По ту сторону», той самой пьесы «Наша молодость», которая Кину не понравилась, — мне об этом рассказывал автор инсценировки Сергей Карташев. Ц. И. Кин помнит, что она всего за несколько дней до 14 апреля звонила Маяковскому (он просил держать его в курсе передвижений разъездной редакции) и он подтвердил ей, что обязательно поедет, вот только свалит с себя премьеру в цирке «Москва горит». Не стоит гадать, но, может быть, все было бы иначе, если бы Маяковский отправился к Кину, который ждал его с огромным нетерпением.

«Если у меня будет сын и если он скажет, что Маяковский дурак, то я его разложу и высеку».