Поздний бунт. Андрей Старицкий

- Недосуг нынче даже за праздничным столом. Отдыхайте, слуги верные, до завтрашнего утра, - и обратился к Хабару-Симскому: - И тебе, повторяю, быть на моей свадьбе. Деловому же разговору время определю только после свадьбы Феодосии. Тебе же и на ней быть гостем.

Просто сказать: определю время, вовсе не дав его для подготовки. Свадьба есть свадьба. Сплошные торжества, от которых даже пожелаешь - не увильнешь, не оскорбив тем великого князя. Его приглашение - непререкаемый закон. К разговору же нужно подготовиться, чтобы предложенное не только легло на душу государя, но и было исполнимо. Потому, перво-наперво, он намерился спросить совета у своих друзей воевод, коих пригласил к себе на вечернюю трапезу. Глядишь, что-либо толковое присоветуют. Разговор, однако, за ужином принял совершенно иное направление. На языке у всех в те дни было одно: предстоящие свадьбы, а не измена Казани. К коварству татар, можно сказать, русский люд попривык, особенно за последнюю сотню лет, когда Золотая Орда начала менять ханов, как рукавицы. Свергнутые ханы, если оставались живы, злобу свою срывали на России. Да и потерянное богатство пополняли грабежом русских городов. На сей раз, правда, очередное коварство не нанесло великого ущерба, дальше Нижнего татары не продвинулись, так о чем же глаголить?

Осушили кубки за сметку воеводы Хабара, поздравили со столь щедрым подарком великого князя и сразу вопрос:

- На свадьбу зван?

- Среди почетных гостей. Дважды великий князь высказал свою волю.

- Зависти достойно.

Впрочем, сказано это было с доброй душой. Выпили и за это великое внимание Василия Ивановича и уже не свернули со злободневной темы:

- Сдается мне, - заговорил седокудрый воевода, недавно снявший кольчугу и теперь живущий спокойно, лелея старость и имеющий в достатке время, чтобы осмысливать происходящее в Кремле, - что-то не сошлось у Ивана Великого, государя нашего, что выбрал для сына невесту не королевской крови. Вроде бы все державы послов слали густо в Москву, а вишь ты, породниться не пожелали.

- Не те мысли в голове твоей, - возразил тысяцкий царева полка. - Прикинь, не насытился ли Иван Васильевич, мудрый правитель долголетний, заморскими невестами? Одна римлянка Зоя чего стоила.

- Не Зоя, а Софья Фоминична! Это ее православное имя.

- О каком православии можно глаголить? Римлянкой нищей приехала, римлянкой и осталась. Только богатой и склочной. Сколько раз Иван Васильевич ее опалял? Ведомо мне, крамольничала ради выгоды своим сыновьям. Едва государь не постриг ее в монашки. Как ни суди, а русская кровь - она своя, надежная!

- И дочь Иван Васильевич не отдал на сторону, по разумности своей, - поддержал тысяцкого воевода выборных дворян. - Как принято считать? Родня, стало быть - родня. Может, среди королей оно так и есть, а с нами зятья иначе себя ведут. Будто услугу великую творят, беря в жены наших царевен: чуть не половину России просят в приданое, в латинство неволят. Александр Казимирович[60] держит за разменную монету дочь царя[61] нашего, любимицу его.

- И то сказать, чем хуже поляка наш Василий Холмский, жених Феодосии? Корни знатные. Поглубже Ягеллоновых. От Тверских владетельных князей. Владимирович, одно слово.

- Он и отцом славен. Воевода тот был храбрый и советник царю отменный. Сколь он с пользой великой за отечество радел?! А сын - в отца. Красив. Умен. Храбр.

- Одно не укладывается в моей голове, - повернул разговор седокудрый воевода к выбору невесты для великого князя, - если не сподручно родниться с латынянами, ответьте мне, разумники, отчего тогда избрана невеста для сына не из знатных родов? Не из Владимировичей?

Тут, как говорится, прорвало всех:

- Иль не ведомо тебе, что между ветвями древа Киевского великого князя Владимира испокон веку идет поножовщина за великокняжеский стол. Киев, обессилив его междоусобьями, потеряли. Пару веков с гаком ордынский хомут на выях своих носили, едва-едва стряхнули со своей спины наглецов. Что? Все вдругорядь начинать? А что помешает нынешним князьям, окажись повод? А теперь не только мечи да стрелы, нынче - пушки с рушницами. В один миг обезлюдит Русь-матушка.

- И то верно. Те, кто из перворазрядных - Шуйские, Ростовские, Пенковы да Ярославские, - породнившись с царем, не полезут ли на трон?

- А второрядные что? Сидели сиднем, сидят и впредь будут сидеть сложа руки? Их мало ли: Тверские-Микулинские, Одоевские, Воротынские и Белевские ветви Михаила Черниговского?

- Не сбрасывай со счетов князей Рязанских.

- Мудро, скажу вам, поступает Иван Васильевич, не I оставляя после себя повода для междоусобья.

- Верно. Перворядные и даже многие из второго ряда не жалуют Даниловичей. Только и всего, что подчиняются силе. Они, сами славяноруссы по крови, не забывают, из какого гнезда Даниловичи. Всеволод-то - сын гречанки[62]. Стало быть, полукровок.

- Вот-вот. И Василий Иванович тоже от византийки.

- Какое от византийки! От римлянки! От латынянки.

- Нишкни[63]. Дядя ее - последний император Византийский.