Поздний бунт. Андрей Старицкий

Однако чем больше он думал над тем, что предложить императору, чтобы тот безоговорочно купил его и вручил судьбу противостояния с турецким султаном Салиманом, вдохновителем мусульманской экспансии, тем отчетливее понимал, что не так все просто, как представляется на первый взгляд. Салиман не без разбора прет на Европу. Решительные удары наносит только по тем странам, где господствует православие: Хорватия, Македония, Словения, а вот с Грецией он осторожничает, пытается захватить только некоторые острова, до Италии вообще не дотрагивается. А в это время император, беспрестанно твердя о желании поднять весь христианский мир, основные усилия прилагает к тому, чтобы втянуть в войну с Турецкой державой Россию. Она своими жертвами, своей кровью наверняка ослабит султана Салимана, и тот станет сговорчивей и не осмелится поднять меч на католический мир.

«Двойная игра. Честный ратник в такой игре никому не нужен, - сетовал князь. - Не по мне хитрость без чести и совести. Не по мне».

Остается Сигизмунд, но он не примет, если не увидит своей выгоды. Без предательства не обойтись.

Князю Михаилу Глинскому очень не хотелось предавать (иное дело - слукавить). Однако обида на Василия Ивановича, обманувшего, но, главное, оскорбившего совершенно незаслуженно (в чужие руки!), полностью заглушала угрызения совести.

Не приглашая писаря, князь принялся писать сам письмо. Его тайна, ему одному ее знать. В письме он признавался королю Сигизмунду, что совершил поступок непростительный, переметнувшись к московскому князю, но всячески старался оправдать этот поступок совершенно не заслуженным оскорблением своей чести. То, что он не захватил трон, хотя мог это легко сделать, Глинский объяснил уважением к династии Ягеллонов и напомнил, что ничего дурного самому Сигизмунду не сделал, напротив того, выведя гвардию ему навстречу, исключил возможность переворота, который, по его сведениям, готовился ясновельможными в пользу Владислава. Правда, переходя на службу к Василию Ивановичу, он готовился отомстить, но слава Господу и святой Деве Марии, одумался и ничего из того, что задумал, не совершил.

Глинский явно лгал, считая, что король Сигизмунд никогда не узнает всей правды о причине разрыва вечного мира между Россией и Польшей. Это его, князя, ^тайна, которую он благоразумно не открыл даже Василию Ивановичу, хотя и исполнял его волю. Легко открещивался князь и от своего участия в падении Смоленска, ведь его особый полк даже не стоял в осаде, находясь поодаль от общего русского стана. Не доверял ему якобы Василий Иванович важного дела, косился окружил его своими людьми, пристегнул к нему своего брата Андрея.

Перечитав написанное, князь пришел к выводу, что хотя и длинным получилось послание, но пока - пустым. Словеса одни. Отшвырнет его Сигизмунд, если не будет в нем ничего полезного для него, короля Речи Посполитой.

Подступил особый полк Глинского к Орше, осадил крепость по всем правилам, однако команды к подготовке приступа от первого воеводы отчего-то не поступало. Тысяцкие, исключительно на свой страх и риск, начали ладить лестницы, заготавливать все нужное для туров, чтобы споро, как только будет дан приказ, начать их сборку под стенами крепости, считая это не вредным самовольством, за которое их не накажут.

Дни шли, второй и третий воеводы, тысяцкие и сотники ждали решительного слова князя, которому вроде бы ни до чего не было дела. Очень удивительно.

Впрочем, некоторые догадывались о причине безделья первого воеводы: пробежала черная кошка между ним и царем Василием Ивановичем, но никто не мог знать глубинной сути размолвки.

Особый полк жил своей жизнью, первый воевода полка - своей. Он никак не решался дописать послание к Сигизмунду, понимая, что без предательства не обойтись. Не примет его король, не простит убийства ясновельможного пана Заберезинского, если не известит он его о самом важном: о намерениях Василия Ивановича в начавшейся войне.

«Решайся, Михаил Львович, решайся, - подстегивал себя князь. - Попрана твоя честь, и ты должен отомстить!»

Не резон тянуть время: царя могут известить о бездействии его, первого воеводы, и тогда не исключены самые крутые меры. Нужно нанести упреждающий удар. Одолев в конце концов сопротивление совести, Глинский сел дописывать письмо. Кратко, чтобы без объяснений ничего не было понятно, он рассказал о планах царя Василия, клятвенно обещая поведать и о расположении главных сил русской рати и дать совет, который беспроигрышно приведет к полной победе. Заверил, что Орши брать пока не будет, поэтому просил никакого войска к этой крепости не посылать, а сосредоточить силы в одних руках и направить именно туда, куда он в следующем письме укажет.

Об одном Глинский просил настоятельно: если король простит все его неверные шаги, примет его, князя, раскаяние и клятву верно служить польской короне, пусть пришлет ответное письмо со своим милостивым словом и пусть отправит в местечко Коханово, что верстах в тридцати от Орши, не менее полутора тысяч гвардейцев, чтобы при переходе он сразу же оказался под их защитой.