Поздний бунт. Андрей Старицкий.

- Латынянке поцеловать православный крест что сбегать до ветру. Ты не теряй головы.

- Учту твои слова, но, думаю, ты на сей раз не справедлива.

- Поживем - увидим.

А жизнь, как ни удивительно, действительно пошла ладом. В Верховной думе место Андрею Старицкому было определено справа от Елены. Князь Овчина-Телепнев перемещен на левую сторону. Правда, со своим полукреслом-полутроном. Для Андрея Старицкого сладили новое кресло, менее похожее на трон, но он не обратил на эту мелочь внимания. Елена теперь часто стала советоваться с Андреем Ивановичем по державным вопросам, но особенно по ратным. А когда Ефросиния по каким-то причинам несколько дней не приходила в покои Елены, та сама пожаловала в теремной дворец Старицких с упреком:

- Что же ты, Ефросинюшка, глаз не кажешь? Скучаю без тебя.

Все говорило о том, что Елена и в самом деле искренне хочет жить в мире и дружбе со Старицкими, и Андрей Иванович, казалось, торжествовал победу над супругой.

- Вот видишь, а ты сомневалась.

- Похоже, ты более прав, чем я, - согласилась княгиня и все же добавила: - Но не теряй головы. Я тоже в стороне не останусь.

Княгиня Ефросиния видела дальше своего супруга. Не устраивали мир и дружба Старицких с Еленой ни князя Овчину-Телепнева, ни князей Шуйских. Действовали они, конечно, всяк на свой манер.

Овчина-Телепнев настойчиво советовал Елене держать ухо востро:

- Ты, моя царица, считаешь, что Андрей Иванович с Ефросинией не знали о первой духовной твоего покойного супруга? Или, думаешь, забыли о ней? Я уверен - знали. Забыть же такое невозможно.

- Пустое глаголишь, князюшка. Приглядываюсь я, довольны они добрым со мной отношением. Не похоже, чтобы собирались нарушить присягу сыну моему и мне. Тайный дьяк того же мнения. А клятва о дружбе с целованием креста?

- Вот-вот. Благодушие. Я же - иного мнения: ты им доверишься безоглядно, а они, призвав Бельских, - тебя в монастырь, Ивана малолетнего - в оковы. Меня тоже не пощадят. Подумай, моя царица, еще об одном: родится у нас с тобой сын, какая ждет его судьба?

- Иль мы не сговаривались медлить, ожидая лучшего времени? - с ухмылкой спросила Елена. - Запамятовал.

- Время твой и мой враг, любовь моя. Поспешать не лишне.

Подобная настойчивость Овчины-Телепнева, безусловно, влияла на Елену, но та упрямо противостояла напору любимого. Ее пока что вполне устраивал лад в Кремле. Не хотела она спешить избавиться от деверя. И без того ее не жалуют бояре. Елена даже подумывала оставить все как есть до возмужания сына. Пусть он сам потом рассудит, как поступить с Владимиром. Может, они даже сдружатся.

В благодушии своем Елена даже не предполагала, что кому-то еще, кроме ее Ивана Телепнева, не по душе добрые отношения с деверем. Шуйских она не подозревала ни в чем, ибо один из них сделал много для того, чтобы помирить ее со Старицкими. Не может же Иван Шуйский противоречить сам себе? Потому она не придавала значения докладам тайного дьяка о том, что князья Шуйские - Иван, Андрей и Василий - частенько вечерами собираются то у одного, то у другого, то у третьего. Вместо того чтобы повелеть тайному дьяку прознать, о чем их вечерние беседы, она отмахивалась:

- Они же - родственники. Отчего им не баниться вместе и не трапезовать?

Шуйские же принимали все усилия, чтобы как можно скорее отдали Богу душу окованные князья Иван Воротынский и Михаил Глинский. И они добились кое-чего: дьяк Казенного двора ничего не давал узникам, кроме кусочка черного хлеба в день и кружки перекисшего кваса. Конечно, Шуйских это не вполне устраивало - слишком медленно угасали узники, месяцы могли продержаться - но большего они ничего сделать не могли.

- Усилить бы давление на дьяка Казенного двора, - настойчиво предлагал Андрей Шуйский. - Всем троим. Что касается меня, я с ним, пока томился в подземелье, сошелся на коротке, но моих усилий, похоже, мало.

- Мы тоже старались и будем стараться, нужно, однако, понимать: дьяк Казенного двора с осторожностью относится к отцу и сыновьям Воротынским. Они - прямые потомки Михаила Черниговского, почитаемого святым. Недовольных будет множество, дьяка по головке не погладят, если проведут розыск. Разве он этого не понимает? - урезонил князя Андрея Василий Шуйский. - Нужно терпения набраться.

- Верно, - поддержал Иван Шуйский, - гнуть нужно старательно, но не сломать бы. Спешка может все опрокинуть. Я же в подземелье не хочу спускаться окованным. Тебе, Андрей, тоже, думаю, не хочется повторить прошлое.

В общем, заговорщики решили терпеливо ждать и - торжествовали победу. Помог им в этом князь Овчина-Телепнев. Его не устраивало, что задумавшие зло (в первую очередь, как он понимал, против него) не казнены, а только окованы. Он знал хорошо, что в жизни, как это часто случается, все может круто поменяться, и тогда узники окажутся жестокими судьями. Руки, однако, у Овчины-Телепнева были повязаны. Елена строго запретила пытать и Ивана Бельского и Ивана Воротынского, пояснив свою волю так:

- Они не успели еще ничего худого сделать, только собирались, отчего не подлежат казни. Посидят годок-другой, одумаются.