Поздний экспресс

– Не буду я тебя слушать! Я уже поняла, что ты мне не веришь! Даже в то, что ты единственный… – Тут щеки залило предательским румянцем, но она решила идти до конца в своей откровенности. Вряд ли им выпадет шанс еще так поговорить. Вряд ли она еще раз решится так открыться. – Ты единственный, кому я позволила… кто… – Она прикусила губу, как же неловко, почти стыдно об этом говорить. Но, к черту! Она же общедоступная в его глазах! – Ты первый… и единственный… кому я позволила… ласкать… целовать себя… там. Чтобы ты ни думал – я перед каждым встречным ноги не раздвигаю!

Всё, а вот теперь надо уходить. Бежать. Спасать королевское достоинство. Потому что Надин Соловьева никогда не плачет.

Надя встает с кресла и направляется к двери.

Виктор загораживает ей дорогу.

– Стоять.

– Что? Стоять? Ты не путаешь меня с вашей таксой? Это ей ты можешь командовать: стоять, сидеть, лежать, голос! А я… Я узнала всё, что хотела, а теперь ухожу! – Она попыталась его обойти. – С дороги!

– Это правда? То, что ты сказала? – Он взял ее за плечи.

Надя дёрнула плечами, пытаясь освободится.

– Что, поверил? – Она засмеялась громко и неестественно. – Ой, Витя, ты такой смешной и наивный! Конечно, нет, неправда. С тобой я тоже притворялась. Чтобы не нанести урона твоей нежной психике. Я виртуозно имитирую оргазм!

В его лице не дрогнул ни один мускул. Смотрит всё так же внимательно, и так же крепко держит за плечи, не вырваться.

– Это правда? – повторил он.

А Надя вдруг понимает – не удастся сохранить лицо. Силы кончаются, что-то внутри рвется. Она закрывает глаза. И говорит, почему-то шепотом:

– Как бы я хотела… Как бы я хотела сказать, что это неправда. Что ты такой же, как все. Что с тобой так же, как с другими. Только… только это не так. – Она открывает глаза, и Вик почти с ужасом видит – глаза его королевы полны слез. – С тобой всё по-другому… совсем по-другому… С тобой… Ты… особенный… Ты… – Она снова опускает ресницы, будто не в силах смотреть на него. И совсем тихо произносит: – Как ты мог так думать обо мне?..

Он потрясенно видит, как по ее щеке сбегает первая слезинка. За ней еще одна, и еще…

– Надюша…

– Как ты мог, Вик?.. – Она словно не слышит его. – Что ты за человек, если мог так думать обо мне? Когда ты для меня… Когда я тебя…

Слезы катятся градом, глаз она не открывает. Его охватывает ощущение, близкое к панике. Кажется, он снова всё испортил. Он просто дурак, клинический идиот, ведь она говорит правду, он это чувствует!

– Наденька… – Виктор осторожно касается ее волос, гладит по голове. – Я, кажется, не так всё…

– Как ты мог, Вик?.. – повторяет она чуть слышно, всхлипывает, глаза по-прежнему закрыты. – Как ты мог так плохо думать обо мне, Витя?..

– Девочка моя…

– Как ты мог оставить меня, Вик? За что? – И она зарыдала по-настоящему, уже не сдерживаясь, вздрагивая всем телом.

– Надюша… – Он обхватил ладонями ее лицо. – Посмотри на меня, пожалуйста…

Медленно поднимаются слипшиеся темные ресницы. Любимые синие глаза. Синее море тоски, обиды, горечи.

– За что ты меня так? – Надя после судорожного вздоха попыталась сдержать рыдание. – Ненавижу тебя!

– Люблю тебя! – вырвалось у него.

Всё изменилось в нем мгновенно, невозвратно. Словно вспышка опалила. Он ее не отпустит. Никогда. Виктор поцелуями пытается осушить ее слезинки. – Люблю тебя, девочка моя. Прости меня, солнышко, любимая, прости меня…

– Пусти! – Она попыталась освободиться из его объятий. – Ты дурак, Витька? Почему ты меня бросил? За что?

Да как ей объяснить то, что он и сам теперь не понимает, как он мог уйти от нее?

– Надька, послушай! Я просто закомплексованный болван, который судит о других по себе! Прости, прости меня, я просто напридумывал себе черт знает что, свалял дурака! Но ты же у меня умничка, ты должна простить меня, да, Надюша?..

– Ненавижу тебя… – стонет она сквозь слезы.

– Неправда, – шепчет он ей в губы, наклонив голову, прижавшись своим лбом к ее лбу. Внутри какая-то странная уверенность и одновременно – пустота. – Скажи мне, что ты хотела. Ты же за этим приехала. Чтобы сказать. Скажи. Пожалуйста.

Она вздыхает, прикусывает дрожащую губу. И он, обмирая от предвкушения, слышит то, что очень давно мечтал услышать от нее:

– Я люблю тебя.

– Да-а… – Вик выдыхает это слово словно из глубины души, прижимает ее к себе так крепко, что Надя ойкает от боли.

Виктор ослабляет хватку и целует, целует – виски, кончик носа, щеки, мокрые глаза. – Да, девочка моя, да… Да, моя хорошая… моя любимая… Ты только прости меня, идиота… Хочешь, на колени встану?

– Не хочу. Лучше поцелуй.

И он поцеловал.