Поздний гость. Стихотворения и поэмы

По словам самого поэта, в Первую мировую войну он был артиллерийским офицером^*. Позднее, согласно свидетельству Романа Гуля, участвовал в Гражданской войне на стороне белых — в войсках генерала Бредова, потом в отряде есаула Яковлева^*. Об этом периоде его жизни сохранилось несколько отрывочных рассказов. Утверждается, что он быстро достиг звания подполковника (на фронте присвоение очередного звания ускорялось), а в Гражданскую войну болел тифом и должен был «уползти из госпиталя на четвереньках», спасаясь от красных^*. После этого был взят в плен и «чрезвычайно неумело […] расстрелян красными партизанами»^*. Роман Гуль со слов поэта рассказывает, что белый офицер Корвин-Пиотровский спас от расстрела своего гимназического товарища, коммуниста Лифшица, который в 1920-е годы, приехав по делам из Советской России в Берлин, помог ему в издании книги стихов^*. Все эти сведения трудно или невозможно проверить^*.

Из письма Корвин-Пиотровского (4 июня 1931) к сестре Людмиле, жившей в Харбине, мы узнаем, что он оказался в польском лагере, после побега оттуда в 1921 году был интернирован в Германию, получил право работы и некоторое время учился в Берлинском Университете^*. Поначалу пытался жить случайными литературными и окололитературными заработками, познакомился и подружился с Романом Гулем, Юрием Офросимовым, Федором Ивановым, Ниной Петровской, а также с Набоковым^*. «Облачен он был в военную шинель разнообразных оттенков, не снимавшуюся и в моей комнате», — пишет Офросимов^*. Затем Корвин-Пиотровский стал работать шофером такси. «Долгое время я очень нуждался, как и большинство русских за границей, нуждаюсь и теперь, но не так. […] Я, как тебе известно, пишу стихи, критики и издатели относятся ко мне хорошо, но денег это почти не приносит, и потому для более солидного заработка я езжу шофером на извочищьем [sic!] автомобиле. Как видишь, работа эта не очень почетная, но это единственное, чем могут заниматься за границей русские, вроде меня. Впрочем, мои знакомые не чуждаются меня и при встрече очень вежливо со мной раскланиваются, к огромному удивлению моих немецких пассажиров. Вообще, немцы, едущие в моем автомобиле (автомобиль, конечно, не мой, а чужой), часто обращаются ко мне с расспросами: кто я таков, чем был раньше и пр. Чаще всего, чтобы избавиться от этих расспросов, я отвечаю, что я венгр и плохо понимаю по-немецки. Само собой разумеется, что работа эта очень меня утомляет, но я не падаю духом и думаю рано или поздно купить когда-нибудь собственный автомобиль, тогда можно будет передохнуть», — писал он Людмиле (29 апреля 1931)^*.

При этом Корвин-Пиотровский стал одним из видных деятелей берлинской литературной эмиграции. Он не только публиковался в периодике, читал свои произведения в кафе и др., но и был редактором издательства «Манфред», руководил отделом поэзии в журнале «Сполохи» (ноябрь 1921 — июль 1923). Некоторое время он обладал «двойственным статусом» полуэмигранта — работал метранпажем в газете «Накануне»^*, сотрудничал в литературном приложении к ней, по-видимому, ездил в Зааров (Сааров) к Горькому^*. Эти «примиренческие» настроения могут быть объяснены стремлением увидеть мать и других родственников, оставшихся под советским режимом. «Я всё время думал и думаю о своих родных. Всё время собирался в Россию, но мне не разрешили въезд на родину»^*; «…я очень рвался в Россию, и главным образом из-за матери, т. к. из Берлина я ничем не мог ей помочь. Но в Россию меня не пустили и не пустят»^*.

Поэт считался «веретенцем», т. е. был членом писательского содружества «Веретено», основанного Александром Дроздовым (1895–1963), и входил в его совет, но в декабре 1922 года из содружества вышел^* (оно окончательно распалось в 1923 году, когда Дроздов уехал в СССР). Летом 1922 года содружество издало альманах под тем же названием «Веретено», в котором Корвин-Пиотровский принял участие вместе с Буниным, Иваном Лукашем, Сергеем Маковским, Пильняком, Ремизовым, Сириным и др. В 1923 году в Берлине под маркой «Манфреда» и под редакцией Корвин-Пиотровского выходил альманах «Струги», собравший подлинное созвездие имен: в нем Корвин-Пиотровский печатался рядом с Айхенвальдом, Балтрушайтисом, Андреем Белым, Пастернаком, Ремизовым, А. Толстым, Ходасевичем, Цветаевой, Эренбургом…

Чтения Корвин-Пиотровского в Берлине отмечены с 5 марта 1922 по 17 июня 1932 года^*. Несколько раз (22 октября 1922, 8 февраля 1931, в конце декабря 1931) он выступал вместе с Сириным, а 26 апреля 1924 и с Маяковским (это произошло в ателье А. Гумича и Н. Зарецкого, «Кружок художников» которых был связан со сменовеховцами; в тот же вечер исполнялась баллада Брехта и эпилог пьесы Арнольда Броннена «Отцеубийство»).