Поздний сталинизм: Эстетика политики. Том 1

– Я должен всем объявить. Ребята! В магазине на Пушкинской продается вот эта книга. – Он вновь потрясает книжицей в зеленой обложке. – Если не купите сейчас, будете бегать за нею по всему городу, как бегал я. Здесь написаны невероятные вещи: утверждается, что вирусы и микробы могут взаимно переходить друг в друга, что их можно превращать в кристаллы, что из абсолютно стерильных веществ можно выделить микроорганизмы!.. Э, да всего не расскажешь! Спешите, ребята!

Рабочей сосредоточенной тишины как не бывало. Студенты вскакивают с мест, подбегают к Карпову и, убедившись, что он не врет, опрометью бросаются к двери.

– A кто же автор? – кричит кто-то с порога. – Как название?

– Зарьян!.. Ге-Эм Зарьян!.. «О природе вирусов»!

И вот теперь «Степан и Таня лихорадочно перелистывают книгу, и чем больше они вникают в ее смысл, тем больше проникаются к автору чувством уважения. Да, такие открытия бывают раз в сто лет». Пастер поруган – «сто лет назад Парижская Академия наук присудила премию знаменитому микробиологу Пастеру за то, что он доказал невозможность самозарождения жизни на земле в наше время… И вот теперь советский ученый доказал, что, в конце концов, премия была присуждена Пастеру незаслуженно. Опыты профессора Зарьяна…»

Некоторые студенты впали в нигилистический раж: «– А, Пастер, Пастер! – пренебрежительно махнул рукой Карпов. – Он задержал развитие микробиологии на сто лет!.. Правда, Степан?» Но Степан как выдержанный советский студент объяснил опасность подобного нигилизма: «Разве то, что Зарьян доказал наличие живых микроорганизмов в пенициллине, считавшемся стерильным, заставит нас отказаться от этого препарата? Ведь дело не в этом, друзья! Дело в том, что теория Зарьяна – новый шаг познания. Профессор Зарьян впервые дал настоящее материалистическое объяснение наблюдаемым фактам».

Попутно Степан сообщает сокурсникам, что заслуги Пастера действительно преувеличены, поскольку вирусы были открыты еще при его жизни, разумеется, в России: «в тысяча восемьсот девяносто втором году русский ученый Ивановский открыл вирусы и первым выделил кристаллическую форму вируса табачной мозаики. Позже многие из вирусов растений были выделены в кристаллическом виде. Но укоренилось мнение, что вирусы болезней животных в кристаллы не превращаются. И только вот теперь профессор Зарьян…» Предложения сыплются от студентов одно за другим. Из самых экзотических:

Для того, чтобы растение жило и развивалось, нужен азот. Азот из воздуха добывают специальные бактерии, которые размножаются на корнях бобовых растений. Чтобы обогатить почву азотом, мы специально сеем бобовые там, где можно было бы сеять пшеницу, например… A теперь представьте: по способу профессора Зарьяна мы готовим тысячи и тысячи тонн кристаллического порошка азотобактерий и вносим его в почву… Можно будет снимать невиданные урожаи – это будет мое лучшее бактериологическое удобрение!

Степан лишь напоминает своим друзьям: «Вот мечтаешь создать бактериологическое удобрение, а фашисты только и думают о том, чтобы изготовить против нас тысячи тонн бактерий чумы. Нет, такие открытия пока что надо держать в тайне». Открытие Зарьяна показало, как микробы превращаются в вирусы и разные вирусы оказываются лишь стадией, на которой находятся различные микроорганизмы. Поэтому происходят бесконечные переходы одного в другое. Этими переходами, как показал Лысенко, можно управлять, поскольку, согласно Лепешинской, жизнь существует на доклеточном уровне. Эта невероятная биология и приводит героев романа к их открытию, настоящему «торжеству жизни».