Иным товарищам все еще может казаться так, что Пастер, микробы, вакцины не имеют никакого отношения к тому, что происходит сейчас на земном шаре, к борьбе передового человечества за мир. Наивность! Хуже – обывательщина! Давно уже наука, именуемая микробиологией, в руках империалистов перестала служить своим гуманным целям. Эта наука стала прямым оружием войны империалистов. Ученые, помешанные на массовом истреблении людей, хотят чудовищно усилить смертоносные качества микроба; наука прогрессивная, наука жизни, наша советская наука работает в противоположном направлении. Она стремится предельно ослабить этот микроб и прививками этого ослабленного микроба спасти людей. Как же можно обливать грязью нашего молодого ученого, который все свои усилия посвящает идее всепобеждающего торжества жизни над смертью!
Снятие Шавина-Муромского открывает путь к публикации революционной работы Чебакова. Чебаков счастлив тем, что его открытие вот-вот увидит свет:
Сейчас должны привезти корректуру первой моей работы, посвященной истокам жизни в нашем мире! Истоки жизни! Мир, бесконечно малый и громадный, с бесконечно малыми существами, живущими одно мгновение! Эти серебристые туманности под линзой микроскопа мне представляются армадами живых существ, а я над ними великан, стратег, мыслитель. Но не так уж наивно. Природа, жизнь в своих истоках обладает могучими силами и может оказаться бесконечным источником счастья для людей. Ты знаешь, Сонечка, о чем я часто думаю? Жизнь, однажды возникшая, обладает такими гигантскими силами сопротивления, что, как бы ее ни убивали, она сильнее смерти!.. Вы только подумайте?.. Подумай, дорогая Сонечка, ведь для того, чтобы разрушить мельчайшую частицу живого белка, мы прибегаем к таким кислотам, которые разрушают сталь. Сталь, я говорю, и ничтожная капля белка обладают одинаковыми силами сопротивления. Вот что такое жизнь!
Этот гимн всесилию жизни завершает пьесу о превращении вирусов в микробы и устранении с дороги «передовой науки» тех, кто ей противится. Это могут быть только те, кто боится за свой былой авторитет, либо карьеристы, поскольку ее правота очевидна всякому. Последнее – очевидность – является, как мы видели, ключевым фактором. Собственно для ее производства и писались эти пьесы. Они демонстрировали очевидность неочевидного, существование несуществующего. Это был сугубо эстетический акт. Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к научно-фантастическому жанру, жизнь которого после войны, согласно установившемуся взгляду, практически остановилась[1076]
. Между тем научная фантастика процветала прямо в науке. Литература занималась лишь ее стилистическим и сюжетным оформлением.