Поздравления. Том 2й

Ни с кем я близко не сходился, крепкая канальская дисциплина запрещала разговоры… Нашелся завистник и подложил Михаилу на письменный стол книгу «Mein Kampf» Гитлера. Он ее стал перелистывать, вошли сослуживцы… поинтересовались, что он читает. И через несколько дней его арестовали, и он погиб в лагерях, его мать и сестру сослали в Сибирь, обе они там вскоре умерли… Перешел работать в Совнарком РСФСР и жил с семьей в гостинице «Метрополь»… Вызвали ее в милицию, отобрали паспорт и обязали выехать в Омск в течение трех дней, а там направят дальше…

Тогда везде опальных родственников боялись, боялись им помогать, не давали их детям пристанища, и бедняжки попадали в детдома… А тогда без прописки разрешалось останавливаться только на сутки, иначе штрафовали. Милиция тщательно следила, бывало, по ночам в дома вламывалась, пугала жильцов… Для крестьянства самым страшным годом являлся 1929-й, когда рушились в деревне вековые устои, когда миллионы невинных арестовывали, раскулачивали, ссылали. Очень был страшен для деревни 1932 год, год закона от седьмого-восьмого. Бывших людей арестовывали с первых лет революции, вредителей – с 1926 года, партийцев – после убийства Кирова. Страшен был лозунг, придуманный Горьким: «Если враг не сдается, его уничтожают». Еще страшнее была выдумка Сталина о нарастании с каждым годом классовой борьбы. При Ежове никакие хлопоты не выручали… От самого Сталина пошел по всем учреждениям распорядок: начальству положено работать по ночам.

Везде были очереди, а летняя жара стояла удушливая. Тогда никаких вентиляций не полагалось… Сочинения авторов – врагов народа – отбирала, куда-то книги увозили сжигать, предисловия, написанные врагами, она вырывала, крамольные названия типографии замазывала тушью… А в системе НКВД привыкли к лозунгу «Скорей-скорей! Давай-давай!»… Местные жители – мордва – отличались гостеприимством, но жили бедно и грязно, почти все дома были покрыты соломой, во многих отсутствовали полы. …А тогда крупномасштабные карты еще не считались столь сверхсекретными, как позднее… Они работали под конвоем на скважинах и шурфах и одновременно строили для себя зону – окруженные колючей проволокой бараки… О политике, о неудачах пятилетки, об арестах мы, если случайно упоминали, то сразу спохватывались и переходили на иную тему…

Областная газета «Волжская коммуна» захлебывалась жуткими статьями об арестах вредителей и на предприятиях, и на селе… На судах арестованные признавались, как подсыпали яд коровам и лошадям, как бросали гвозди в молотилки, а дохлых мышей – в тесто. И непременно выступали разоблачители-свидетели. Печатались статьи о собраниях на фабриках и на селе, где выступавшие вопили: «Расстрелять врагов народа!», местная газета была наполнена признаниями подсудимых и воплями выступавших на собраниях… Ее брат, семнадцатилетний парнишка, отправился в Куйбышев, вышел на шоссе, стал голосовать. Ехала легковая машина с одним пассажиром, парнишка поднял руку, машина остановилась, он сел, очень довольный, на заднее сиденье. А тот пассажир привез его прямо в НКВД. Бедняга был обвинен в политическом хулиганстве и получил пять лет лагерей…

В 1938 году, когда в ЦК партии спохватились, сколько партийных кадров уничтожено. Тогда Ежова из наркомов внутренних дел перевели в наркомы водного транспорта, а на его место был назначен Берия, который на первых порах решил показать себя добреньким и освободил малую часть политических заключенных… Такая манера чем-либо провинившихся перед Сталиным руководителей партии уничтожать молча и скрытно началась с 1938 года… Переживали события чаще про себя, избегали делиться мыслями… Зеки не могли быть свидетелями… И в Абхазии сажали многих, но местных жителей… Ведь письма на почте вскрывались… Чтобы поднять дисциплину, правительство издало строжайший закон: опоздал на работу более чем на двадцать минут – катись ко всем чертям… Нарочно опаздывали. Пускай выгоняют – на другом месте еще лучше устроюсь. Тогда правительство выдумало новый сверхстрожайший закон: за двадцатиминутное опоздание суд приговаривал от года до трех лет…

Я тогда получал шестьсот граммов в день черного хлеба, а семье не давали нисколько. Официально считалось, карточки давно отменены, судя по газетам, везде изобилие продуктов, а на самом деле хочешь семью прокормить – поезжай время от времени в город на базар, там по дорогой цене буханки продаются… Секретарь суда на моей справке проставила час, когда закончился суд, я поспевал на дневной автобус, значит, на вечерний не имел права оставаться. Вот какие тогда были страшные законы!.. С координатами основных геодезических пунктов и собрался заняться вычислениями. А координаты эти считались сверхсекретными… Она с особенным самодовольством рассказала, как до нас были пойманы на бахчах трое мальчишек, она сама их доставила в милицию, и в тот же день их судили и дали по десять лет…