Пожалей меня, Голубоглазка

Окно здесь было панорамным, и Костя мог любой точкой своего тела оставить на стекле отпечаток. Он и оставил. Но не верхней, как планировал, а той, что вылезла без очереди, нагло заявив о себе в последнюю минуту.

Или не в последнюю?

Чёрт, опять стоит! Стоит и не даёт шанса остудить что-либо ещё.

Костя закрыл глаза.

Холодно. И влажно. А внутри — лава раскалённая. Бурлит и ищет выхода. Везде бурлит, сжигая вены, ослепляя разум.

Ему не спастись.

И тут… случилось что-то невероятное. То, чему нельзя было найти объяснения. Протяжно выдохнув, будто сдавшись, Костя задвигал бёдрами, а увидев результат своего странного "танца", подумал, что совсем свихнулся.

На стекле, еле заметно, но совершенно точно красовалось "Ая", и буквы, словно два выстрела, попали в самое сердце воина.

Да, он узнал её. Правда, не той головкой.

« Глава 15

Ая не могла понять, какую игру затеял Романович. Несколько дней прошло, а от него ни слуху, ни духу. Насколько могла знать, вернее, помнить — он никогда не давал жертве очухаться. Не позволял той оттолкнуться для нападения, будучи загнанной в угол. Никогда не давал возможности сделать короткую передышку или даже обернуться, чтобы увидеть преследователя.

Никаких, абсолютно никаких действий с его стороны. Странно…

Может, причина шума, что она оставила за своей спиной, убегая, была гораздо серьёзней? Может (прости, Господи!), убило его что-то? И что, если лежит он там голый, у себя дома один-одинёшенек, закоченел весь… и уже ничего, кроме катафалка, не ждёт?

А запах? Запах и оставленное открытым окно? Да там, наверное, на подоконнике уже полно стервятников и грифов! И мясо Романовича по всей комнате…

— Рая, тебе помочь с беляшами?

Точно! Это всё начинка для пирогов! Навевает мрачные мысли.

Интересно, а какие у него соседи? Люди, старающиеся не обращать внимания на звуки и лица или, наоборот, старающиеся всё узнать и рассказать другим? А стены у него, какие? Наверняка, толстые. Чтобы ни один сосед с самым тонким слухом не услышал вопли несчастных девушек, распятых Романовичем на кровати. Или на полу. Или на столе.

— Рая, у меня стол освободился!

Точно! На столе. Нет. Да. Может быть. Нет. Стол жёсткий, на нём неудобно. А сидя? Хм…

Сидя, облокотившись на руки за спиной? Предоставив свою грудь полностью в его распоряжение? Дважды «хм»…

Раздвинуть ноги и наблюдать, как его голова склоняется между ними? Как сильные пальцы сжимают нежную кожу на твоих бедрах, оставляя вмятины и раздвигая их чуточку шире? Как те же самые пальцы обхватывают твои ягодицы, а горящий взгляд просит слегка приподняться? Как тёплые руки, скользя по столу, притягивают тебя ближе, держат крепко и властно, а влажный язык обводит пупок и чертит дорожку вниз?

Чееерт… Хорошо-то как…

— Рая!!!

Она открыла глаза и тут же их снова закрыла. Нет, только не это! Сон, вернись! Вернись, я кому сказала!

— Раааяяя!!!

Ая вскочила с постели и больно ударилась об угол столика. В дверь барабанили, возвращая девушку в суровую действительность будней, пекарню и новый рабочий день. Ая пригладила волосы и пнула свою постель, оказавшуюся на деле раскладушкой.

— Ты опять ночевала на работе? — помощница ворвалась в дверь, принося с собой запах свежего утра и «Chance Eau Tendre» от Chanel. Этот цветочно-фруктовый аромат нравился Ае, напоминая, что она — женщина, а, вспомнив об этом, она поняла, что хочет есть.

— Ну, — буркнула под нос и направилась к чайнику. — Имею право.

— Право-то Вы, Раиса Константиновна, конечно, имеете, — Машка начала переодеваться. — Но объясните мне, тёмной, отчего нельзя выспаться на нормальной кровати, а не на этой… перекладине?

— Я без претензий, — Ая включила чайник и стащила последний круассан с прилавка.

— С шоколадом? — Мария подбежала к хозяйке. — Я тоже хочу!

— Поздняк метаться, — Ая отошла на безопасное расстояние. — Потерпи, завтра из них пирог испечём.

— Завтра! Пирог! Это я слышу уже неделю!

— А что я могу поделать, если ни одного не остаётся? — Ая доела круассан, облизала пальцы и пожала плечами. — Пирог вкуснее со вчерашних изделий, а у нас, как правило, остаётся на завтра не более двух.

— Так давайте выпекать больше!

— Так давайте. Только, как показывает практика, сколько бы мы ни выпекали, картина не меняется.

Сработала кнопка выключения чайника, и Ая достала чашки.

— Ты будешь?

— Естественно, буду! Зря, что ли, я вставала такую рань? А с чем я буду?

— Посмотри внимательней, может, что и найдёшь.

— Вряд ли, — вздохнула Машка, оглядывая пустой прилавок, — как всегда. Разве что в щели заглянуть…

— Не плачь, проверь холодильник.

— Нам сделали холодильник?

— Угу, — Ая осторожно отпила. — Горячий…

— О, нашла! — Мария вытащила кусок шарлотки. — Ты ночью пекла?

— Серафима.

— А Михалыч где был?

— Занимался ремонтом.

— А-а… А ты что делала?

— Руководила.

— Яшно, — Машка с полным ртом шарлотки подошла к Ае и протянула руку. — Чай, пожашуйста.

К тому времени Ая уже допила свой, умудрившись не обжечься, и вытирала руки, ополоснув чашку.

— Сама, матушка, сама. Я — в душ.

*****