Пожар

Когда Вася встретил Степана, ему стало как-то не по себе. Все же он решил ничего от брата не утаивать. Он рассказал, как поджег будку, и только тогда ему стало легче, словно камень с плеч свалился.

— Да, хорош браток, — начал было укорять Степан, но понял, что это было излишне.

Из садов слышались песни с подголосками, баяны и патефоны. В распахнутых окнах домов стояли цветы. Вася показывал брату эти новые дома, построенные колхозниками на месте сгоревших. Он рассказывал о подробностях пожара и о том, что Кырпатого арестовали и отдали под суд.

И снова Васе стало неловко, когда он вспомнил о всей этой нехорошей истории.

— Я бы не стал тогда поджигать Митькину голубятню, если б не удочка, — сказал Вася, как бы оправдываясь. — Заспорили мы из-за нее. Все из-за удочки и вышло.

— Может, ты и прав, — ответил Степан. — Но кажется мне, что тут виновата не Митькина удочка, а та, на которую ты попался Кырпатому…

В. Лебедев Человек на камне

Село Калистово раскинулось у подножья большого холма. Крайние избы подступали к озеру Королев Лог. Озеро это неширокое и спокойное. Негде было разбушеваться ветрам. Только белые гребешки пойдут иной раз по темной воде. А в ясную, спокойную погоду лежало озеро как великанское зеркало: днем в озере отражалось солнце, а ночью — луна и звезды. На той стороне озера раскинулись колхозные поля. А на холме, за неширокой полосой посевов, начинался большой, старый лес. В лесу пахло смолистой хвоей, и тянулся этот лес далеко-далеко, на десятки километров…

В Калистово вела хорошая, крытая щебенкой дорога. Проходила она вдоль берега озера. По этой дороге мчались и грузовики, и легковые машины. Частенько они останавливались посреди села, у избы Константина Ивановича Абрамова.

Все в районе знали Константина Ивановича. И звали его дядей Костей. Дядя Костя был лучшим стахановцем района и имел орден Ленина. Все уважали дядю Костю. Стрясется у кого беда какая — идет человек к дяде Косте за советом:

«Выручай…»

А Константин Иванович улыбнется, пошутит сначала.

— Садись, друг, рассказывай, да только не размазывай. Время горячее, что сковородка. Долго сидеть будем — штаны прогорят.

А потом выслушает дядя Костя человека, присоветует, что надо, записку в район, а то и в область напишет, ободрит, разъяснит, кому что непонятно.

Константин Иванович был председателем колхоза, но не только распоряжался, а сам во всякой работе и зачин делал и конец. А начинать да кончать, как известно, самое трудное в каждом деле.

Всегда полная хата была людей у дяди Кости. Своя семья немалая — пять человек — да гостей со всего села человек по двадцать. Чай ли пьет, обедает ли дядя Костя, всегда всех к столу приглашает.

— А ну, дружки-колхозники, берись за ложки…

Богат был колхоз «Красное Калистово». Хорошие лошади, коровы, огромные свиньи — было чем похвалиться дяде Косте перед заезжими гостями — перед наркомами, академиками, агрономами.

Далеко слух шел про Константина Абрамова. Про него и в газетах писали, и портреты его печатали. А он не менялся, как был, так и остался — простой и добрый.

Хулиганам, вредителям да злостным лодырям дядя Костя спуску не давал. Врагов тем нажил себе немало.

Однажды, в жаркий июльский день, когда все калистовцы от мала до велика были на полях — кто по ту сторону озера, кто по эту, — вышел из леса по лесовозному проселку щеголевато одетый человек: на ногах — блестящие штиблеты, на голове — новенькая кепка, брюки с прогладкой, на плечах пиджак наброшен. Неторопливо он шел, как бы гуляючи, гусиным пером в зубах ковырял, веточкой сбивал розовые головки у серпухов.

Тишина стояла и над селом, и над лесом, и над полями, особенная тишина жаркого летнего дня, когда птицы почти не чирикают, охваченные дремотой, слышен тончайший звон бесчисленных льняных бубенчиков, готовых к уборке, и шелест трав да ракитных листьев-кинжалов. Где-то еле слышно комбайн шумел.

Человек с зубочисткой, мурлыкая себе под нос, дошел до большого камня. С этого камня видно как на ладони и село, и озеро, и заозерные луга — сенокосы и поля, и синяя даль на десятки верст.

Сел человек на камень, утер лицо платочком и закурил папироску. Попыхивает, затягивается, кольца пускает, а сам все мурлыкает да мурлыкает песенку про «отважного капитана».

Солнце в озере отражается: ни дать, ни взять — два солнца стало: одно на небе, другое на дне озера. И жарче как будто от этого вдвое. И кажется — ткни папироской в любую изгородь, так и пойдет огонь по изгороди, как по пороховому фитилю.

Сидит человек на камне. В руках портсигар держит. Блестит, горит портсигар, как будто еще и третье солнце появилось.

Видна человеку с камня и улица Калистовская: обыкновенная деревенская улица, осененная ракитами, подернутая пылью. Собаки греются на ползучем просвирнике, гуси пуговки зеленые с него склевывают.

Нет в селе ни одного взрослого. Одни малолетки играют на улице.

Играет и человек портсигаром своим. Навел как прожектором в глаза сначала одному, потом другому.

Поглядели ребята из-под ладошек, толкнули один другого локтями.