Мужчины сыпанули на поле. Шум движения, незаметный обычно, слишком громкий сейчас, воспарил, заметался туда-сюда, накрыл поля.
И тут снова заговорила Наистарейшая. Лицо её было неподвижно, но по едва уловимым движениям глаз было понятно, что она нервничает.
– Жрицы и вождь Города, обсудив найденные зажигательные стрелы, решили, что посылать наших мужчин на новое место слишком опасно. Не для тех, кто уйдёт – для тех, кто останется…
Одобрительный гул голосов разнёсся над толпой.
– …Сёстры-богини сожгли наш Город руками безумцев. Лиходеи находятся среди нас и могут совершить новое злодеяние. Кто знает, что придёт им в голову! Каждый защитник Города сейчас на счету. – Наистарейшая помолчала, взглянула на Гаролу и продолжила: – Найденное нами новое место для поселения, скорее всего, пропадёт. Его займёт кто-то другой. Однако нам сейчас важнее выжить! А осенью мы сможем найти другое место, ещё лучше прежнего!
Толпа вновь одобрительно загудела.
– И вы договорились об этом вчетвером? – раздался голос Падани. – Без совета? Вот так просто собрались один на один и решили за весь Город?
Субеди замялась. Она явно была не готова к такому вопросу. В нерешительности бросила взгляд на Гаролу. Тот молчал. Воцарилась полная тишина. Нужно было что-то говорить, причём прямо сейчас, не раздумывая.
– Сёстры-богини одобрили это решение! – выкрикнула Наистарейшая.
Где-то позади толпы раздался кашель Ленари. Люди повернули в ту сторону головы.
– Милостью сестёр-богинь, благосклонностью бога-Змея, приступайте к севу!
Наистарейшая помедлила ещё немного, наверное, ожидая новых возражений, но горожане уже начали расходиться. Субеди оглянулась на своих жриц и махнула рукой. Те, подобрав связки рабочей одежды, пошли к деревьям, чтобы переодеться и вернуться на поле.
Падани, качая головой, стала что-то говорить женщинам своего дома. Она, похоже, собиралась дождаться возвращения старшей жрицы.
О походе на лесных не было сказано ни слова. Значило ли это, что он отменён?
Санира поплёлся к своей полосе земли. Он, как и все, не был согласен, чтобы часть мужчин ушла, но беспокоился он сейчас не об этом. Все его мысли были о войне. Перед глазами опять возникло лицо Варами, улыбающееся, обрамлённое лёгкими волосами цвета солнечного луча, с сияющими небесно-голубыми глазами. Разве можно признать, что в Городе есть лиходеи, и всё равно желать гибели лесным? Конечно, поход отменён. Какие могут быть сомнения!
Солнце ярко светило в вышине. Лес шевелил своими ветвями едва-едва; ветерок получался мягкий, ласковый. Богиня-Небо, согнав со своего лица ненужные облака, сияла чистотой. В воздухе кружили, перепархивали с места на место, вышагивали по земле несчётные птицы – от крошечных пеночек и корольков до огромных ворон. Каждая из них надеялась ухватить свою долю разбрасываемой повсюду пшеницы[30]
.Дом Ленари уже начал сев. Только Такипи-младшая переминалась с ноги на ногу, ожидая Саниру. Сестра держала за руку Чивати.
– Ну где ты пропадаешь?! – капризно закричала девочка ещё издалека.
Такипи ткнула юноше в руки верёвки, привязанные к обрубку ели, и подняла с земли свою корзину.
– Всё, можно начинать? – в радостном возбуждении спросила Чивати. – Уже можно?
– Да, давай, – ответила Такипи.
Чивати залезла обеими руками в корзину, схватила колоски пшеницы и стала старательно, по одному бросать их на землю. Старшая сестра рассмеялась и потрепала её по голове. Потом двинулась вперёд, разбрасывая хлеб пригоршнями.
Санира напрягся, упёрся ногами в землю, наклонился вперёд. Верёвки натянулись, и кусок дерева с многочисленными торчащими в стороны сучьями сдвинулся с места.
Юноша шёл следом за сёстрами; обрубок ели прикрывал посевы почвой, уберегая влагу от солнца.
Справа и слева, всюду, куда ни глянь, горожане делали то же самое. Жрицы наспех переоделись и подхватили свои корзины. Стражи тянули брёвна. И только небольшая группка торговцев медленно брела в сторону Города. Санира различил фигуру Десуны.
– Мне кажется, здесь пшеница не взойдёт, – услышал юноша голос Ленари. Та пальцем показывала на отрезок полосы, где земля успела совершенно высохнуть. – Подождём до первых ростков, и если их на этом участке не будет, посеем ячмень.
И тут же забухала в новом приступе кашля.
Уже вечерело, когда во двор вернулся Мадара.
– Ты куда пса девал? – сразу же спросил он Саниру.
Тот пожал плечами. Говорить юноша не мог – ему только что достался кусок горячего желудёвого хлеба, его ужин, и он стоял возле костра с набитым ртом.
– Рарара гуляет где-то в Городе, – ответила за внука бабушка.
Ей было хуже, она бессильно сидела в мешках с тряпьём, разложенных для неё в виде своеобразного трона. Ленари вся горела. Кашель стал слабее и теперь почти не прекращался. Жетиси, стоя на коленях, поила её отваром лесных трав.