В груди сразу стало спокойно.
Санира схватил своё охотничье копьё и побежал обратно к воротам.
Светлые ещё сумерки оказались светлыми лишь на открытом пространстве холмов. В чаще Леса, среди высоченных деревьев и густого кустарника, было совершенно темно. Настолько темно, насколько бывает темно глубокой ночью.
Злобные богини Леса хохотали в лицо, запутывали путь, приманивали волков, гасили далёкое небо. Они сбивали с толку и вселяли в сердце отчаяние.
Верхушки деревьев качались, поднимая ветер в вышине. Казалось, что это столпившиеся лиходеи, едва видимые в темноте, кивают, соглашаясь совершить нечто ужасное.
Будто на дне глубокого колодезя, тонули в лишённом света омуте Леса кусты. Их нельзя было увидеть, их не получалось обойти, через них невозможно было продраться.
Под ногами трещал валежник, в босые ноги впивались сучки и иголки. На каждом шагу попадались коряги, ямки и пни. Опасаться нужно было не того, что упадёшь. О, если бы можно было опасаться только того, что просто упадёшь! Нет, опасаться нужно было того, что сломаешь руки-ноги, и из-за этого уже никогда не сможешь выбраться из Леса.
Санира растерянно вертел головой, пытаясь хоть что-то разглядеть. Страх застилал глаза. Юноша вздрагивал каждый раз, когда в вышине срывалась с ветки птица, сбоку доносился треск сучка или впереди раздавался звук, напоминающий приглушённое дыхание. Ему всюду мерещились огоньки, и юноша таращился в темноту, пытаясь понять, не блестят ли это глаза хищника.
Никаких примет, указывающих путь к деревне лесных, видно не было. Можно было идти в одну сторону, в другую, прямо, назад, и любое из этих направлений в равной степени вело не туда.
В конце концов Санира в отчаянии сел на землю. Это было неправильно, он знал. Сидя, ты не можешь отбиться от волка. Собственно, от нападения любого животного, даже самого маленького. Сидя, ты лишь теряешь время, приближая момент, когда тебе понадобится вода, пища и всё та же защита. Сидя, ты теряешь остатки ощущений, откуда ты пришёл и куда идёшь… И всё же продвигаться дальше было невозможно.
Если удастся дожить до утра, то при свете дня всё станет проще.
Под руку попался камень. Кремень. Обросший мхом, влажный, слишком мелкий, чтобы годиться хоть на что-то. Одним ударом о ствол ближайшего дерева Санира разломал его пополам и попробовал высечь искру. Получилось. Глаза заболели от немыслимой яркости вспышки.
Юноша попробовал высечь ещё одну искру, и это ему вновь удалось. Ну что же, хоть можно будет отгонять волков огнём…
Санира стал открытыми ладонями, плашмя обстукивать землю вокруг того места, где сидел. Под руку попались более-менее сухой мох и несколько ломких веточек.
Встав на колени, юноша принялся разжигать костёр. Где-то в груди даже шевельнулась надежда – если найти достаточно толстый сухой сук, можно будет изготовить факел.
Когда среди струек дыма появился язычок пламени, Санира стал было обрадованно подкладывать веточки, но вдруг почувствовал какое-то движение чуть сбоку.
Он успел поднять голову…
Доли мгновения не хватило, чтобы понять, что оказалось рядом с ним. Нечто стремительное, чёрное, страшное, бесформенное врезалось в него, повалило на землю и стало затаптывать слабенький огонь. Раздалось тихое рычание. Существо покончило с костерком и повернулось к Санире.
– Лесной! – воскликнул Санира, вдруг поняв, кто перед ним.
Напавший прыгнул к юноше, чтобы зажать ему рот рукой.
Появилось ещё двое. Такие же чёрные. Сажа на лице, жуткие шапки, тёмная меховая одежда, мягкая обувь из шкур.
– Зачем вы…
Ему снова закрыли рот рукой. Над ухом раздалось новое рычание. Такое же тихое, как и первое.
Они охотятся, что ли?
Не потревожив обступившего их со всех сторон кустарника, вынырнуло ещё несколько человек. В темноте было сложно рассмотреть, сколько. Они склонили головы друг к другу, раздался быстрый шёпот. Уже через миг почти все они беззвучно исчезли в чаще. С Санирой остался лишь один.
Лесной снова приложил руку ко рту юноши, а потом потянул его за одежду куда-то в сторону. Оба копья, своё и Саниры, он сжимал в другой руке.
Они двигались медленно. Мужчина, казалось, видел в темноте и не только следил за тем, куда сам ступает, но и за тем, куда опускается нога Саниры. Несколько раз он хватал ступню юноши и ставил её куда нужно.
Шли они на удивление тихо. Ничего под ногами не трещало, ветки не качались, дыхание не сбивалось и оставалось беззвучным. Санира понял, что заговаривать с лесным сейчас не стоит, и покорно крался за ним, не открывая рта. По ощущениям они не прошли и половины того пути, который он уже проделал в Лесу, как меж ветвей вдруг засияло ярким светом открытое пространство. Свет сумерек был так ярок после темноты Леса, что пришлось щуриться.
Лесной бросил к ногам Саниры его копьё и развернулся, чтобы снова нырнуть в чащу. Юноша оглянулся и разочарованно зашептал, всё ещё боясь говорить громко:
– Нет, нет! Подожди!
Всё это время Санира был уверен, что лесной ведёт его в свою деревню, но вышли они к знакомым холмам. Не самый близкий путь к Городу, но всё же путь к Городу.