От волнения руки плохо слушались ее. Она приложила слишком большое усилие, когда открывала дверцу, и в результате с полочки соскочило несколько жестяных банок с тоником и содовой. Они громко застучали по выложенному плиткой полу.
Аннетт в страхе замерла, каждой клеточкой чувствуя наступившую оглушительную тишину и молясь о том, чтобы эта катастрофа не разбудила Саймона. Но — увы! — в тот же миг она услышала его сонное ворчание:
— Аннетт? — Он приподнялся на локте и провел рукой по всклокоченным от сна волосам. — Дьявол, Анни, почему ты не спишь?
— Я хочу пить, — натянуто произнесла она, в душе обозвав себя непроходимой идиоткой.
— Поройся в холодильнике, там где-то была вода. Лед — в морозилке, — сдерживая смешок, сказал он. Аннетт знала, что выглядит очень комично в его рубашке, с насупленной, как у обиженного ребенка, физиономией и нервно сцепленными руками. — Извини, я как-то не подумал предложить все это вчера. Ведь девушка, которая носит мои рубашки, спит в моей постели и роется в моем холодильнике, вольна расхаживать по моему дому в любое время суток и брать все, что захочется, без моей помощи. Правда, при этом совсем не обязательно прерывать мой чуткий сон, — мягко подтрунил он.
Она покраснела и, прикусив пухлую губку, переступила с ноги на ногу. Это движение привлекло его внимание, и он посмотрел, лаская взором ее стройные бедра. Аннетт испуганно охнула, одернула рубашку и спряталась за открытую дверцу холодильника. Она поспешила найти банку с водой и мгновенно осушила ее — ледяная влага, взбодрив, смягчила режущую сухость во рту.
Потом она собрала то, что раскатилось по полу, и уже готова была проскользнуть мимо Саймона к двери, но он поймал ее запястье.
— Напилась? — с улыбкой спросил он.
— Да, — ответила она быстро; прикосновение массирующих пальцев к ее руке доставляло девушке немало беспокойства. — Я… я иду спать.
— Голова не болит?
— Нет, только пить очень хочется, — выдавила она.
Дразня, он провел пальцем вверх, к сгибу ее локтя. Аннетт дернулась и отступила назад. Сердце, как барабан, грохотало в ее груди.
— Вот и хорошо. — Он оглянулся на настенные часы. — Нам осталось спать не больше двух часов, потом мы отправимся в отель, ты переоденешься и вернешься обратно.
— Представляю, что подумают люди… — Она подняла глаза к потолку и вздохнула.
У его сощуренных глаз появились смешливые морщинки.
— А кто узнает о том, что ты здесь ночевала? Даже если кто-то пронюхает об этом и разнесет сплетню. В конце концов, кому какое дело? Так что забудь и спи спокойно, сладкая моя.
Он разрешил ей идти. Аннетт мигом скрылась в освещенной ночником спальне и юркнула в постель. Свернувшись калачиком, она безрадостно подумала: сколько женщин в своей жизни он называл «сладкой» и скольких еще назовет… Но, возможно, скоро его любвеобильная натура бросит якорь в тихой гавани семейного счастья — он женится на Патриции Синклер. Узы брака навсегда свяжут эти знаменитости и узаконят их роман, не сходящий со страниц бульварных газет, равно как и из светской хроники солидных изданий. Тетя Эльза благословит их брак и с нетерпением будет ждать внуков… Аннетт согнулась, чувствуя резкую боль в животе и вспоминая медленный танец Саймона и Патриции, больше похожий на прилюдное занятие любовью.
Вместо слез откуда-то изнутри вырвался сдавленный хрип — горе было слишком велико, и она уже не могла плакать.
Два дня, осталось всего два дня, мысленно прошептала она. Потерпи еще немного — съемки закончатся, и ты уедешь в Англию, вычеркнешь Саймона из своего сердца, забудешь его как дурной сон!
Нет! Слезинка тоскливо капнула с ее ресниц. Я всегда буду любить его…
Уже засыпая, она поняла неоспоримую истину — билет на самолет, следующий курсом Лос-Анджелес — Лондон, будет для нее равносилен смертному приговору.
…Кто-то настойчиво тряс ее за плечо.
— Аннетт, просыпайся. — Она потянулась и нехотя приоткрыла глаза. — Уже почти пять — чертов будильник не прозвонил, и я проспал. Нужно спешить. — Саймон потянул ее за руку. — Вставай, если не хочешь прощеголять весь день в вечернем платье!
Аннетт с недовольной гримаской села на постели и посмотрела на него сквозь смежающиеся веки. На нем были только джинсы — значит, он сам оторвал голову от подушки всего несколько минут назад. Она почувствовала себя жутко виноватой — из-за нее он не спал половину ночи!
— Через пару минут я буду готова, — твердо пообещала она. — Прости, вчера я вела себя как последняя дура, и ты не выспался. Мне нет никакого оправдания, ведь…
— Все в порядке, — успокоил ее Саймон, садясь на краешек кровати и не сводя с нее внимательного взгляда. — Как ты себя чувствуешь?
— Прилично, хотя и не заслуживаю этого, — хмыкнула она, рассеянно теребя манжет рубашки. — Первый раз я напилась до бессознательного состояния и выставила себя настоящей дурой, но — бр-р — никогда больше не буду. — Она поморщилась, потом снова виновато улыбнулась. — Прости еще раз за то, что втянула тебя в скандал, я… я не хотела, все вышло как-то само собой…