Пожарный

Харпер встала на стул и потянулась, чтобы убрать дневник Гарольда за потолочную панель. Краем глаза она заметила какое-то движение. Оглянувшись, Харпер поняла, что у них с отцом Стори этим утром появилась компания.

Ник лежал на ближайшей к двери койке, натянув простыню до подбородка. Черные волосы были взъерошены. Он уставился на Харпер, словно разучился моргать. Должно быть, прокрался, пока она спала, и тихонько улегся на первую свободную койку.

Харпер задвинула дневник с глаз долой, решив вести себя как ни в чем не бывало. Вернув панель на место, она слезла со стула и встала в ногах койки Ника. Потом аккуратно задвигала руками, пытаясь с помощью уже выученных жестов спросить Ника, почему он здесь.

Он достал блокнот и ручку, которые везде носил с собой, и написал: «Живот болит. Алли меня привела. Она все равно шла в лозорет, потому что севодни у нее тут пост». Харпер присела на койку, взяла блокнот и написала: «Тошнота? Понос?»

Он замотал головой. Скорее всего не отравление, а тревога за отца Стори.

«Что значит – у Алли тут пост?» – написала Харпер и передала Нику блокнот и ручку.

«Она в другой комнате», – накалякал Ник.

Харпер подняла плечи, изображая удивление, и подняла руки ладонями вверх: «Почему?»

«Алли тут для ахраны. Тетя Кэрол хочет абиспечить безопасность дедушке. Что вы запихнули в потолок?» Не успела Харпер придумать ответ, как Ник продолжил: «Обещаю, я НИКОМУ НЕ СКАЖУ». Харпер улыбнулась. Разумеется, не скажет.

«Кое-какие нужные записи», – написала она; почти правда, если опустить пару подробностей.

«Записи про что?»

«Если не будешь спрашивать про это, – написала она, – я не буду спрашивать, правда ли у тебя болит живот».

Он стукнул себя по лбу подушечкой ладони – наверное, видел жест по телевизору. Харпер не осуждала его. Она и сама подмечала, что постоянно изображает Джули Эндрюс в киноверсии своей жизни. Образцы для подражания диктуют тебе роль.

Пальцами Харпер сказала: «С-П-А-Т-Ь».

Ник кивнул и сказал: «И вы, ладно?» Сказал в тишине – руки четко двигались в воздухе, словно поворачивая детали невидимой машины.

«Я уйду, – ответила она менее ловкими жестами. – Скоро вернусь».

«Берегите себя», – показал Ник.

Алли в соседней комнате свернулась на койке. Не спала, не читала, а просто лежала, прижав костяшки пальцев к губам. Она моргнула и подняла взгляд. В глазах не сразу появилось осмысленное выражение – она словно не узнавала Харпер.

– Ник говорит, что у тебя тут пост.

– Вроде того. Из-за вас Бен и тетя Кэрол думают, что кто-то в лагере, возможно, собирается убить дедушку. По-моему, бред – всем известно, что это был Мазз, – но не я решаю.

– Решает Бен?

– Он просто делает то, чего хочет тетя Кэрол. А она хочет безопасности для дедушки. Ее нельзя винить. Кто-то же пытался его убить. Тетя Кэрол хочет, чтобы вы тоже оставались тут. Чтобы медик был рядом – если приступ или еще что.

– Я теперь и обедать тут буду?

Харпер пыталась пошутить, но Алли ответила:

– Ага. Она очень расстроилась, что вы вчера уходили найти что-нибудь перекусить, а его оставили одного. У него же могло сердце остановиться. Или кто-нибудь мог войти и положить подушку ему на лицо.

– Я не могу оставаться здесь все время. На самом деле, мне прямо сейчас нужно уйти. Джон пострадал всерьез, и я отправляюсь к нему на остров. Ему нужны плотная повязка и перевязь.

У Харпер не было в руках ни того ни другого; она надеялась, что Алли не обратит внимания – и она не обратила.

– Нельзя, – сказала Алли. – Даже если бы вам было разрешено выходить из лазарета, сейчас день. Никто не выходит днем.

– Что значит – если бы было разрешено? Кем разрешено, Кэрол? А кто назначил ее главной?

– Мы.

– Кто?

– Мы все. Мы голосовали. Вас там не было – вы спали. Мы собрались в церкви и пели для отца Стори. Пели для всех, кого потеряли, кто учил нас, что делать. Клянусь, я слышала, как они поют с нами. В церкви было всего сто сорок человек, но казалось, что поет тысяча голосов. – Голые руки Алли даже покрылись мурашками от воспоминания. Она обхватила себя. – Я чувствовала, что спасена… от всех гадких чувств. Именно это нам было нужно. А потом мы сели, взялись за руки и говорили. Мы говорили о том, что нас еще радует. Мы благодарили. Как перед обедом. И строили планы. Тогда мы и проголосовали за то, что Бен должен получить полную власть по вопросам безопасности. И за то, чтобы тетя Кэрол проводила службы в церкви и занималась ежедневным планированием – раньше это делал отец Стори. Сначала она отказывалась. Говорила, что не может брать на себя новую работу. Что должна присматривать за своим отцом. Мы проголосовали еще раз, и снова все выбрали Кэрол. И тогда она сказала, что мы совершаем ошибку. Сказала, что она не такая сильная, как ее отец. Что он во всех отношениях лучше. Добрее, и мудрее, и терпеливее. Но мы голосовали третий раз, и она опять победила, единогласно. Это было смешно. Очень смешно. Даже Кэрол засмеялась. Сквозь слезы.