Пожарный

Харпер вспомнила слова из дневника Гарольда: «ГРИБОК СТИМУЛИРУЕТ СТАДНОЕ ПОВЕДЕНИЕ, ЧТОБЫ ОХРАНЯТЬ СОБСТВЕННОЕ БЛАГОПОЛУЧИЕ. ТАКОЕ ЖЕ ГРУППОВОЕ МЫШЛЕНИЕ, ЧТО ЗАСТАВЛЯЕТ СТАЮ ВОРОБЬЕВ РАЗВОРАЧИВАТЬСЯ КАК ОДИН», – но ей не понравилась эта мысль, и она ее отбросила.

Алли сказала:

– Наверное, я не должна вас выпускать. В прошлый раз, когда я дежурила в лазарете и не справилась, убили ребенка. – Она усмехнулась совсем невесело.

– А что ты сделаешь, если я пойду? Ударишь беременную женщину?

– Нет, – сказала Алли. – Наверное, просто выстрелю в ногу.

Она ухмылялась, и Харпер чуть не рассмеялась в ответ. Но потом увидела винчестер в углу комнаты.

– Бога ради, зачем тебе ружье? – воскликнула она.

– Мистер Патчетт решил, что дозорные на посту должны иметь ружья, – ответила Алли. – Он сказал, что давно пора было раздать винтовки. Если явится кремационная бригада, небольшая стрельба…

– …приведет ко множеству смертей. Никто из вас не должен носить винтовки. Алли, некоторым дозорным всего четырнадцать. – Харпер не стала упоминать, что и самой Алли нет еще семнадцати. Мысль о детях, рыщущих по снегу с заряженным оружием, так разгневала ее, что захотелось как следует пнуть Бена Патчетта в рыхлый живот.

– Раздали только старшим детям. – Алли как будто оправдывалась.

– Я пошла, – сказала Харпер.

– Нет. Не надо. Пожалуйста. Давайте подождем темноты, и сможем поговорить с Кэрол. Не выходить в дневное время – пожалуй, самое главное правило в лагере. А стемнеет скоро.

– В такой снегопад, наверное, уже темно.

– Мы сняли доски. Вы оставите следы.

– Ненадолго. Идет снег. Мои следы занесет. Алли. Ты кому-нибудь позволила бы указывать – можно ли тебе идти?

Это был точный удар.

Алли уставилась в синеватую муть с миллиардами алмазных искорок падающего снега. Челюстные мышцы напряглись.

– Черт, – сказала она наконец. – Какая глупость. Не позволила бы.

– Спасибо, – сказала Харпер.

– Вы должны вернуться через два часа, не позже. Не вернетесь через два часа – скормлю вас волкам.

– Если меня не будет через два часа, в любом случае найди Дона Льюистона – просто чтобы проверить состояние отца Стори.

Алли уставилась на Харпер.

– Вы не представляете, какая это хрень. Все дозорные собирались после службы. Бен Патчетт сказал, что многие ставят себя выше благосостояния лагеря и творят что хотят. Сказал, что нужно преподать урок с предостережением людям, которые не желают соблюдать наши правила. Мы все проголосовали и согласились. Мы заключили пакт.

– Пусть мистер Патчетт беспокоится о благосостоянии лагеря, – сказала Харпер. – А я должна беспокоиться о благосостоянии моих пациентов. Если он узнает, скажи, что уговаривала меня остаться, но не смогла остановить. Но он не узнает, потому что я вернусь, не успеешь глазом моргнуть.

– Тогда ступайте, если решили. Пока я не передумала.

Харпер уже взялась за задвижку, когда Алли снова заговорила:

– Хорошо, что вы ему нравитесь. Джон самый одинокий человек из всех, кого я знаю.

Харпер обернулась, но Алли уже не смотрела на нее, она снова свернулась на койке.

Харпер подумала, что добрые слова детей часто так же неожиданны, непредсказуемы и непрошены, как и детская жестокость. Лагерь Уиндем, в конце концов, этой зимой не был ни Хогвартсом, ни островом из «Повелителя мух»; здесь собрались потерянные, обездоленные сироты, дети, готовые отказаться от обеда, чтобы еды хватило другим.

– Я скоро вернусь, – сказала Харпер, свято веря, что говорит правду.

Но вернулась она гораздо позже наступления темноты, и к тому времени все в лагере снова изменилось.

5

Деревья были похожи на призраки в дымном мире низких туч и падающего снега. Вечер пах сожженными в пепельнице сосновыми шишками.

Давая обещание Алли, Харпер говорила искренне: она собиралась доплыть до острова к Пожарному, проверить его состояние и вернуться. Умолчала только о том, что ей нужно сначала зайти домой, потому что шкаф в лазарете был пуст, и она собиралась пошерстить собственные запасы на предмет необходимых Джону вещей. Если бы Алли узнала об этом, она повалила бы Харпер на пол и села сверху, чтобы не выпускать.

В доме можно было найти и другие полезные вещи, и еще можно было воспользоваться домашним телефоном. Харпер думала, брат и родители будут не против узнать, что она не сгорела заживо. Ужас как хотелось услышать папин голос; она разревется от простого «алло».

Только сегодня отец не скажет ей «алло». И никому она не позвонит из своей уютной гостиной. Харпер остановилась на краю леса, глядя на то, что сталось с ее домом; ее охватил почти благоговейный ужас.

Стена дома, обращенная к улице, обрушилась; от фасада ничего не осталось. Какая-то страшная сила вытащила из гостиной диван и отшвырнула его на край подъездной дорожки. Снег завалил его, но подлокотники были еще видны. Харпер догадалась, что по лужайке разбросано еще много вещей, но все они теперь прятались под сугробами. Вид был такой, словно на дом обрушился смерч.