Пожиратель душ. Об ангелах, демонах и потусторонних кошмарах

В старой Мексике вновь зазвучал смех. Галантные бородатые мужчины, попивая амонтильядо в своих белых гасиендах, правили мягко и осмотрительно. Только со стороны побережья и юга еще доносились отдаленные звуки битвы, которые то затихали, то вспыхивали с новой силой. Покоренная Мексика пожала плечами и вернулась к своей вечной сиесте, ожидая, когда наступит время сбросить иго завоевателей – manana[40].

Ranchero[41] дона Филипа Васкеса лежало среди залитых солнцем полей и холмов. На востоке поднимались горные вершины, с запада дули морские ветра. Когда-то дон Филип пересек всю Мексику с окровавленным мечом в руках, однако те времена давно ушли в прошлое. Черные глаза ацтекской девушки отвратили его сердце от войны, и дон Филип попросил фра Франсиско свершить обряд венчания.

Теперь же дон Филип спал под распятием, прибитым к стене над кроватью, а падре, постаревший, почерневший и высохший, жил в крошечной миссии в нескольких милях от гасиенды. Ацтекская девушка к тому времени умерла. Зато сын дона Филипа превратился в мужчину, который одинаково ловко владел мечом и гитарой, справлялся со своим огромным вороным жеребцом и распевал под луной серенады. Собственно говоря, пел он только для одной девушки. Фра Франсиско должен был обвенчать их в маленькой часовне через неделю.

Но однажды Хуан получил тайный призыв. Оседлав жеребца, ночью он тихо выехал из гасиенды и направился на восток.

Хуан был красивым мужчиной – отлично держался в седле, был строен, как клинок меча, имел точеное смуглое лицо и глаза, как у ястреба. Только его рот не был таким жестким, как у дона Филипа, и Хуан часто улыбался, сверкая белыми зубами. Однако сейчас он не улыбался. Его губы были сурово сжаты, когда он въехал на горный склон и остановился перед входом в пещеру.

Фра Франсиско многое бы отдал, чтобы обнаружить это место. Он назвал бы его греховным, домом дьявола. Хуан, однако, спешился, не проявляя страха.

Из пещеры вышел человек огромного роста. На нем не было никаких украшений, кроме одинокого пера в черных блестящих волосах. Он был не стар, но его глаза казались глазами древнего старца. Хуан слышал об этом человеке, появившемся на свет, как говорили, еще во времена Монтесумы.

– Ты Иксталь? – спросил Хуан.

– Я Иксталь. – Голос старика был низким и звучным и достаточно приветливым. Гигант кивнул в сторону пещеры. – Пошли. Здесь нельзя говорить.

– Зачем ты посылал за мной?

Ответа не последовало. Хуан вошел вслед за Иксталем в черную пустоту. Туземец снял со стены факел, зажег его и двинулся дальше. Они шли, наверное, еще минут десять, и вдруг в глаза ударил слепящий свет. Хуан остановился на пороге пещеры.

Из каменного пола била струя природного газа, и этот газ горел синеватым пламенем. За ним возвышалась пирамида, чьи стены уже крошились от древности. Пирамида, а вернее сказать, ее руины, была небольшой, но Хуан вдруг почувствовал смутное беспокойство. Пирамиду венчал алтарь, на котором горел небольшой огонь.

Иксталь остановился возле огня. На бронзовое крючконосое лицо легли голубые отблески, но мускулистое тело старика оставалось неподвижным, как статуя. Жрец повернул голову к Хуану.

– Зачем я за тобой посылал? – повторил Иксталь. – Я узнал, что ты собираешься жениться.

– Собираюсь, и что с того? – резко спросил Хуан.

Иксталь махнул рукой в сторону пирамиды:

– Испанцы завоевали Мексику и привезли сюда своих богов. Но наши ацтекские боги старше, и мы не перестали их чтить. Прячась в потайных местах от Соноры до Сочимилько, жрецы продолжают учить древним знаниям. Я один из них. Немногие из нашего народа сохранили веру. И мы не хотим терять тех, кто еще остался.

Хуан прищурился. Голубое пламя резало ему глаза.

– Но я…

– Твой отец, дон Филип, родом из Кастильи. Твоя мать была чистокровной ацтекской женщиной. Она происходила из древнего рода и молилась нашим богам. В тебе течет ее кровь, Хуан. Ты хочешь жениться на испанской девушке. Мы этого не желаем. Мы не можем тебе приказывать, – Иксталь властным жестом не дал Хуану заговорить, – и все же, учитывая твое происхождение, просим тебя взять в жены ацтекскую деву. Наш древний род слабеет и вымирает. Мы хотим сохранить его, а потому просим тебя об этой единственной услуге.

Хуан ответил не сразу. Слишком уважал он этого сурового старика-туземца, стоящего перед ним.

– Я не могу так поступить, – сказал он наконец. – Ты говоришь, что моя мать была ацтекской женщиной, но ведь я наполовину испанец и не обязан вам подчиняться.

– Мы не просим тебя подчиняться. Ты должен пойти на это по доброй воле или не жениться вообще.

– Я люблю Роситу и должен на ней жениться. Таков мой ответ.

Иксталь кивнул, и на его лице отразилась глубокая печаль.

– Ацтеки уходят. Жрецы Пернатого Змея умирают один за другим. Наша власть на исходе. – Повернув голову, он мрачно взглянул на пирамиду; столб голубого огня с тихим шипением то опускался, то бил с новой силой. – Ночь нисходит на Мексику, – прошептал жрец. – Думаю, рок настигнет и тебя, Хуан Васкес.

– Значит, ты проклинаешь меня?! – воскликнул Хуан.

Волевое бронзовое лицо было печально.