– Ты же не думаешь, что мы и впрямь убиваем всех, кто здесь останавливается. Или, если приезжают на машине, отвозим их в большой пруд на заднем дворе.
– Нет, если вы тоже вампиры из Хеншоу. Вы до смерти испугались бы текучей воды.
– Она не текучая, а стоячая, – поправил он. – Не стоит принимать на веру всякий вздор.
– Все двери заперты, окна зарешечены, – тихо проговорила Розамунд. – Мы нашли вашу гостевую книгу. Мы видели подземелье. Все сходится.
– Забудьте о своих подозрениях – и будете спать спокойней, – посоветовал Карта.
– Я не хочу спать, – ответила Розамунд.
Я поднял лампу и взял жену за руку. Мы первыми прошли по тоннелю, потом поднялись по лестнице в камеру, а оттуда – на кухню. В темном углу стоял большой чан с водой.
Здесь уже была слышна вся ярость разбушевавшейся грозы.
– Я проветрил для вас постель, – сказал Карта. – Вы идете спать?
– Не могли бы подлить сюда керосина? – Я помахал лампой. – Боюсь, с женой случится истерика, если он кончится посреди ночи.
Джед кивнул Лему, тот вышел, шаркая ногами, и вернулся с канистрой, в которой что-то плескалось. А потом наполнил этим лампу.
Мы все вместе поднялись наверх. Джед шел первым, уродливое пугало в грубом черном парике. За ним, глупо ухмыляясь, двинулся Лем. Позади плелась Рути с застывшей улыбкой и пустыми зелеными глазами.
– Эй, Джед, – сказал я. – Вы же собираетесь стащить наши трупы в подвал. Зачем утруждать себя лишней работой?
– Я уж думал, тебе надоело, – хохотнул он. – Но мне так и так нужно кое-что доделать по дому. Увидимся позже.
Это была кошмарная процессия, и лестница протестующе скрипела под нашими ногами. Я так и сказал по своему легкомыслию.
– Немного перебираешь с театральностью, – оценила Розамунд, поджав губы.
– Здесь должно быть тринадцать ступенек. Этакий тонкий намек. Тринадцать ступеней к виселице, – объяснил я Джеду, когда он обернулся к нам с хмурым вопросом во взгляде.
– Все ищешь скрытый смысл там, где его нет, – хмыкнул он. – Раз уж ты считаешь нас убийцами, то почему до сих пор не сбежал?
– Так двери же заперты.
– Мог бы попросить, я бы открыл.
Я не ответил, потому что мне не понравилась насмешка в его голосе. Лем тащился следом за нами, радостно пуская слюни. Мы прошли по коридору к дальней спальне. Там пахло плесенью. Ветки царапали зарешеченное окно. Летучая мышь неистово билась в стекло.
Мы вошли в комнату и остановились, выжидая. Я поставил лампу на пыльный прикроватный столик. Лем, Джед и Рути стояли в дверях и наблюдали за нами, словно троица зеленоглазых волков.
– Вы хотя бы задумывались о том, что мы можем оказаться вовсе не овечками? – спросил я. – Хоть бы спросили, откуда мы появились и как сюда добрались.
Джед одарил нас однозубой усмешкой:
– Думаю, вы просто ничего не знаете об округе Хеншоу, мистер. У нас здесь ни о каком законе уже давно и речи нет. Мы страсть как осторожны – не припомню, когда федеральные власти смотрели в нашу сторону. И округу Хеншоу ни к чему шериф, который даром ест свой хлеб. Не пытайтесь нас провести, не выйдет.
– Разве похоже, что мы чем-то обеспокоены? – пожал я плечами.
В голосе Джеда появилось завистливое восхищение.
– Да, тебя напугать непросто. Ну хорошо, мне нужно еще кое-что доделать, перед тем как… лечь спать. До скорой встречи.
Он растворился в темноте.
Рути отдернула руку. Лем облизнул губы и тоже скрылся.
Улыбка женщины казалась застывшей гримасой.
– Я знаю, о чем вы думаете, чего боитесь, – сказала она. – И вы правы.
Она вышла из комнаты и захлопнула дверь. Щелкнул замок.
– Джед забыл дать мне вторую бутылку. Скоро я совсем протрезвею. И захочу пить. Очень сильно захочу, – сказал я немного изменившимся голосом. – Все в порядке, милая. Иди сюда.
У Розамунд были холодные губы, я чувствовал, как она дрожит.
– Это не комната, а холодильник, – проворчала она. – Я не привыкла к холоду, Чарли. И не смогу привыкнуть!
Я ничего не мог для нее сделать, только крепко-крепко обнять.
– Попробуй вспомнить, – тихо сказал я. – Это не ночь, не гроза. Мы не здесь. Мы в парке, и сейчас полдень. Вспомнила, дорогая?
Она ткнулась лицом мне в плечо.
– Мне почему-то трудно вспоминать. Кажется, прошла вечность с тех пор, как мы видели солнечный свет. Этот ужасный дом… Ох, как жаль, что мы не умерли, милый!
Я встряхнул ее:
– Розамунд!
Она проглотила комок.
– Прости, дорогой. Только… почему это случилось с нами?
Я повел плечами:
– Можешь назвать это везением. Ясно, что мы не первые, кто здесь очутился. Закрой глаза и вспоминай.
– Ты думаешь… они что-то подозревают?
– С чего бы вдруг? Они слишком заняты, замышляя свою кровавую игру.
Я ощутил, как по ее телу пробежала волна отвращения.
– Мы не можем изменить то, что должно случиться, – напомнил я ей. – Мы можем только изменить их… или самих себя.
Из-под ресниц Розамунд украдкой стекали слезинки. Мы прижались друг к другу, как дети, боящиеся темноты. Я и думать забыл об остротах. Иногда это не так просто.
Лампа мигнула и погасла. Я не прихватил с собой спичек. Но сейчас это, конечно, не было важно. Уж никак не сейчас.