Галт выписал чек и попрощался с Харбином. Он уже собирался засесть за материалы, собранные детективом, но заметил в почтовом ящике конверты и торопливо их вскрыл. Большая часть писем была от родственников и старых друзей, у которых он справлялся насчет Тима. Свои подозрения он постарался ничем не выдать и позаботился о том, чтобы наводящие вопросы звучали как можно естественней. Письма послужили хорошим подспорьем в составлении досье. Новые сведения он тщательно перепечатал на пишущей машинке, а карточки внес в картотеку.
Отчет Харбина был не менее полезен. Детектив изучил всю жизнь Тима, вплоть до дня, когда тот появился на свет. Результаты исследований оказались настолько подробными, что Галт сразу же усомнился в них и стал еще сильнее подозревать брата.
Более всего настораживало то, что в биографии Тима не было ровным счетом ничего настораживающего.
Галт принялся раскладывать карточки в хронологическом порядке. Работа обещала быть долгой и кропотливой. Он прекрасно понимал, что за один вечер с ней не справится. Но, как говорится, лиха беда начало.
Жизнь Тима протекала параллельно жизни Галта, но были некоторые различия. Когда Галт экстерном закончил третий класс, Тим перескочил из четвертого класса в пятый. Когда Галт провалил экзамен по планиметрии, Тим засыпался на элементарной алгебре. Когда Галт обручился, Тим, недолго думая, последовал его примеру. Когда у Галта произошла размолвка…
Все это доказывало, что Тим использует Галта как образец для подражания. Как модель для существования.
Галт приступил к составлению графика собственной жизни. Отправной точкой – и для себя, и для Тима – он выбрал день рождения. Отметил в хронологическом порядке самые важные вехи и начертил по ним кривую жизни, использовав всю имеющуюся у него информацию: начиная от легких болезней и заканчивая поездками в отпуск. Затем исключил события, поддававшиеся логическому объяснению. В летних каникулах, проведенных вместе с Тимом на море, Галт ничего необычного не усмотрел – оздоровительный отдых, да и только. Правда, однажды Тим умудрился сломать руку, а Галт неделю спустя растянул лодыжку, и в итоге обоих забрали домой – это совпадение наводило на мысли. Весьма примечательно, что Тим иногда предвосхищал события, которые случались с Галтом. Что это, предвидение? Вряд ли… Скорее безупречная мимикрия. Жизнь Тима, вплоть до того августовского вечера два года тому назад, не что иное, как набор фактов, тщательно вписанных в историю семьи Кавендишей. Тим приложил руку ко всему: семейные фотографии, свидетельство о рождении (Галт нашел и этот документ) и даже память! Тим внедрил в головы друзей и родственников – кому полагалось знать его прошлое – искусственные воспоминания.
Когда Галт закончил чертить собственную кривую жизни, длиной в двадцать пять лет, он занялся графиком Тима. С той же скрупулезностью нарисовал кривую жизни брата – правда, уже на кальке. Потом наложил кальку на первый график, и оказалось, что линии совпадают, за немногими незначительными исключениями. Галт, облизнув пересохшие губы, некоторое время вглядывался в результаты трудов, а затем подошел к мини-бару. Смешав в высоком стакане виски с содовой, глотнул и обнаружил, что напиток чересчур крепок.
Яд!
Вовремя спохватился! В таких делах промедление смерти подобно. Галт вызвал «скорую» и кинулся в ванную комнату. Там напился мыльной воды, и его вырвало: после этой процедуры яда в желудке остаться не должно.
Позже Галт лежал полураздетый в постели, страдал от приступов тошноты и размышлял. Интересно, что бы сказал Абернати? Хотя догадаться не так уж и трудно. Психиатр наверняка поведал бы о пациентах, способных отравить себя, чтобы заставить окружающих поверить в свою навязчивую идею преследования…
Похоже, Тим принялся за брата всерьез!
У Тима достало могущества вложить искусственные воспоминания в умы родственников и друзей Галта. А еще устроить брату сотрясение мозга и стереть целую цепочку воспоминаний о своей персоне. Так почему же Тим попросту не лишил Галта воли к сопротивлению? Почему вместо этого стремится его убить?
Пытаясь ответить на этот вопрос, Галт вспомнил, что однажды ему сказал Абернати. Как сильно сознание человека ни угнетай, вся информация останется записанной на подкорке мозга. И ее можно будет извлечь при помощи гипноза или каких-нибудь других методов из арсенала психиатра.
Если это так, то действия Тима выглядят очень даже логичными. Воспоминания Галта – для него мина замедленного действия. Тим наверняка мог бы заглушить их гипнозом, но это обезопасило бы его лишь на время. Что написано пером, того не вырубишь топором, а в случае с мозгом вытравить однажды увиденное или услышанное не получится и подавно. И эти неискоренимые воспоминания, похоже, изрядно страшат Тима.
Но с чего бы Тиму опасаться? Все равно Галту никто не верит…
Сейчас не верят, но позже… Когда он найдет улики, в которых уже никто не сможет усомниться…
Бог грома и молнии Тор, переодевшись в богиню Фрейю, обманул и убил Трима, но чем бы все закончилось, угляди великан под вуалью бороду?