Пожиратель душ. Об ангелах, демонах и потусторонних кошмарах

– Да ладно тебе! – прошептал Бобби. – В общем, я подумал, что с бабулей ничего не случится. Убежать она не сможет, потому что слишком толстая. А он, – презрительно усмехнулся Бобби, – слишком тупой. Так и не понял, что, если к столбу привязан козленок, где-то рядом сидит охотник. Вообще ничего не соображает. Я сказал ему, что запер бабулю в комнате, а дома больше никого нет. Если честно, думал, что он меня раскусит. – Бобби хитро покосился на Джейн. – Но я поступил по-хитрому. Через окно с ним разговаривал. Боялся, он подумает, что козленок – это я. Но ничего подобного. Он сразу бросился наверх. Стрелой. Куда только хромота делась. Видать, к тому времени совсем оголодал. – Бобби стрельнул глазами на людное крыльцо и беспечно добавил: – Наверно, его уже забрали полицейские. В общем, проще пареной репы. Я выиграл.

Но Джейн не оценила его хвастовства. Она думала о другом.

– Бабушка мертва? – еле слышно спросила она.

Бобби взглянул на нее. Слово «мертва» имело для него несколько иной смысл – вернее сказать, не имело совершенно никакого смысла за пределами игры. И насколько ему было известно, тигр никогда не обижал привязанного козленка.

К такси возвращался мистер Ларкин. Он шел очень медленно и не очень прямо.

В полутьме Джейн не видела его лица.

Дело замяли – разумеется, насколько это было возможно. От детей тщетно скрывали информацию о случившемся; дети же, знавшие куда больше тех, кто оберегал их психику, не менее тщетно помогали взрослым вернуться к привычной жизни. За исключением двух старших девочек, детям было все равно. Игра закончилась, а бабуля уехала в долгое далекое путешествие и никогда не вернется.

Такое объяснение их вполне устраивало.

Что касается ненастоящего дяди, детям сказали, что он тоже должен уехать – в большую больницу, где, пока он жив, врачи будут заботиться о его здоровье.

Эти слова слегка озадачили детей, поскольку выходили за границы их жизненного опыта. Что такое смерть, они худо-бедно понимали, но понятие «большая больница» ставила их в тупик. Когда интерес угас, они перестали задаваться ненужными вопросами, хотя Бобби какое-то время слушал «Книгу джунглей» с нетипичным для него вниманием, ожидая, что на сей раз тигра не застрелят на месте, а уведут прочь. Но, конечно же, такой развязки он не дождался. Как видно, в реальности тигры ведут себя иначе.

Долгое время Джейн снились кошмары: воображение упрямо воскрешало те картины, что разум отказывался вспоминать в часы бодрствования. Она видела бабушкину комнату такой же, как в последний раз: лавины накрахмаленных штор, солнечный свет, красная фарфоровая туфелька, кукла, служившая подушечкой для булавок, бабуля втирает кольдкрем в морщинистые руки и нервничает все сильнее, когда по дому раскатываются пульсирующие волны голода, исходящие от создания, затаившегося глубоко под землей.

Наверное, оно очень проголодалось, а ненастоящий дядя, притворяясь, что у него вывихнута нога, вертелся и ерзал на диване, пустой человек, не чувствующий ничего, кроме потребности в пище, той кровавой пище, что требовалась ему для выживания. Бездушный автомат на застекленной веранде и ненасытное существо в подземной пустоте, оба пульсируют от единого голода и жаждут единой трапезы…

Бобби решил передать искусительное сообщение не с глазу на глаз, а через окно. И это был невероятно мудрый ход.

Бабуля, наверное, быстро обнаружила, что комната заперта, что выхода нет, и напрасно толстые пальцы, испещренные старческими пятнами и покрытые скользким кольдкремом, тянули за дверную ручку.

Джейн не раз снился звук этих шагов. Поступь, которой она никогда не слышала, была громче и реальнее любых известных ей звуков. Джейн совершенно точно знала, как он топал по лестнице – топ, топ, топ, – преодолевая по две ступеньки за раз, а бабуля испуганно прислушивалась и понимала, что это не дядя, ведь дядя подвернул ногу. Должно быть, в тот момент она задрожала, и у нее бешено заколотилось сердце, и она решила, что в дом забрались грабители.

Все это не могло длиться долго; удар сердца – и шаги уже в коридоре, а дом сотрясается и пульсирует от ликующего предвкушения долгожданной трапезы, и гулкие шаги раздаются в такт этой пульсации – быстрые, широкие, чудовищно целеустремленные, – и в замке поворачивается ключ, а затем…

А затем Джейн просыпалась.

Она не раз говорила себе – и тогда, и позже, – что маленький мальчик не виноват. Она нечасто видела Бобби, а при встречах убеждалась, что он почти ничего не помнит: старые впечатления вытеснялись новыми. На Рождество ему подарили щенка, и еще он пошел в школу. Узнав, что ненастоящий дядя скончался в сумасшедшем доме, Бобби не без труда понял значение этих слов, поскольку младшие никогда не считали этого дядю членом семьи. Для них он был частью игры, в которую они играли – и которую выиграли.