Пожиратель душ. Об ангелах, демонах и потусторонних кошмарах

В темном доме безостановочно пульсировали сонные волны сытости, понемногу набиравшие нервно-жадный темп, неизменно следующий за чувством тяжести в желудке и процессом пищеварения.

Тетя Бесси повернулась на спину и захрапела. В соседней комнате ненастоящий дядя, не просыпаясь, сделал то же самое.

Неплохо у него развита способность к защитной мимикрии…

На следующий день, уже в половине первого, темп пульсации и настроение в доме заметно изменились.

«Раз уж вы собрались в Санта-Барбару, – сказала утром бабушка Китон, – сегодня свожу детей к зубному. Пора отбелить им зубы, а к доктору Ховеру и одного ребенка трудно записать, не говоря уже о четверых. Джейн, твоя мама сообщила в письме, что ты была у стоматолога в прошлом месяце, поэтому тебе ехать не нужно».

И на детей навалилось бремя, о котором никто не упоминал. Лишь когда бабушка Китон на глазах у Джейн выводила всю компанию на крыльцо, Беатрис – она шла последней – сунула руку за спину, не глядя нашарила ладонь Джейн и крепко сжала ее. Только и всего.

Ответственность была передана без слов. Беатрис дала понять, что сегодня кормежкой заведует Джейн. Такова ее обязанность.

Медлить Джейн не рискнула: слишком уж заметно приуныли взрослые. Руггедо проголодался.

Джейн смотрела вслед двоюродным братьям и сестрам, покуда те не исчезли за шинусами. Когда вдали, увозя с собой надежду на их возвращение, прогромыхал трамвай, Джейн отправилась в лавку, где купила два фунта мяса, выпила газировки и вернулась в дом.

Сердце билось быстрее обычного.

На кухне Джейн взяла жестяную кастрюлю, переложила в нее мясо и украдкой пробралась в ванную. Непросто было залезть на чердак без помощи и с занятыми руками, но Джейн справилась. Постояла в теплой тишине под крышей, отчасти надеясь услышать освобождающий от бремени дежурства зов тети Бесси, но зова не последовало.

Незатейливый алгоритм предстоящих действий казался в достаточной мере прозаичным, и страх ненадолго отступил. К тому же Джейн было едва за девять, и на чердаке хватало света.

Она ступила на балку и балансировала на ней, пока не переместилась на дощатый мостик, и тот упруго завибрировал под ногами.

Раз и два, вот дрова,
Три-четыре, двери шире,
Пять-шесть, время есть,
Семь-восемь…

Дважды ничего не получилось, но на третий раз Джейн очистила сознание, прошла по доске, обернулась – и…

Здесь было сумрачно, почти темно. Пахло холодом и пустой пещерой. Джейн поняла, что находится глубоко под землей. Быть может, под домом. Быть может, дом очень далеко. Эта странность, как и все остальные странности, была для нее приемлема, а посему Джейн нисколько не удивилась.

Как это ни парадоксально, она знала, куда идти. Она находилась в крошечном замкнутом пространстве и одновременно долго бродила по тесным и гулким коридорам, бесконечным, неимоверно сумрачным и пахнувшим холодной сыростью. Неприятно осознавать, что находишься в подобном месте, да и опасно бродить по таким местам с одной лишь кастрюлькой сырого мяса в руках.

Руггедо счел подношение вполне съедобным.

Оглядываясь в прошлое, Джейн не могла ничего вспомнить – ни как предложила пищу, ни как та была принята, ни в каком уголке этой парадоксальной тесноты покоилось существо, грезившее об иных мирах и временах.

Она знала лишь, что, когда Руггедо насыщался, ее вновь окутала тьма, пронизанная мерцающими огоньками, и из одного разума в другой хлынули незабываемые образы, словно оба сознания были сотканы из одинаковой ткани, и на сей раз Джейн увидела эти образы яснее прежнего. Она увидела за сверкающей оградой исполинскую крылатую тварь и вспомнила то, что помнил Руггедо, и прыгнула, когда прыгнул Руггедо, и почувствовала, как забились крылья крылатой твари, и как изголодавшаяся Джейн-Руггедо впилась зубами в плоть и жадно вкусила брызнувшую на язык горячую, пузыристую, сладко-соленую жидкость.

На это воспоминание наслаивались другие, в которых жертвы вырывались из объятий Руггедо, и перистые крыла превращались в мощные когтистые лапы, изгибавшиеся с присущей рептилиям грацией. Руггедо насыщался, и воспоминания обо всех его жертвах сливались воедино.

В числе последних промелькнул еще один образ. Джейн оказалась в саду, где качались на ветру цветы выше ее роста, среди которых прохаживались молчаливые фигуры в капюшонах, а на листе гигантского цветка лежала еще одна беспомощная жертва с длинными пепельными волосами, закованная в блестящие цепи, походившие на цветы, и Джейн показалось, что среди безмолвных фигур в капюшонах прохаживается она сама и что он… оно… Руггедо в ином обличье вместе с ней подбирается к жертве.