– В твоем возрасте я не уставала совершенно, – сказала тетя Гертруда. – А теперь только посмотри на меня… Три выступления в день, да еще с этим ужасным партнером! Мама, я не рассказывала?.. – И она перешла на шепот.
Тетя Бесси вязала крючком что-то шелковое, и Джейн следила за однообразными движениями ее тощих пальцев.
– Здесь как в морге, – заявила вдруг тетя Гертруда. – Почему все так себя ведут? Кто-то умер?
– Это из-за воздуха, – отозвалась тетя Бесси. – Круглый год жара.
– Тебе бы побывать в Рочестере зимой, дорогая моя Бесси, да отыграть там пару представлений! Сразу научилась бы ценить теплый климат. Да и не в жаре дело. Такое чувство, что я… хм… стою на сцене, а занавес только что подняли.
– Это тебе кажется, – возразила бабушка Китон.
– Привидения, – выдохнула тетя Гертруда и умолкла, а бабушка Китон хлопнула по мягкой объемистой ляжке, на которой перебывало множество детей, и бросила острый взгляд на Джейн:
– Поди сюда, деточка.
Джейн прижалась к ней и, разомлев от приятного тепла, постаралась избавиться от дурных мыслей и переложить гнет ответственности на плечи бабушки Китон. Не получилось. В доме был непорядок, и тяжелая атмосфера волнами расходилась из его центра, находившегося где-то поблизости.
Ненастоящий дядя. Голод и страстное желание насытиться. Близость сырого мяса дразнила его, лежавшего в укромном, странном, непостижимом убежище, невесть где – но точно не здесь, – в неведомом пространстве, куда ушли другие дети.
Он был там, внизу, исходил слюной в ожидании корма; он был там, наверху, пустой и голодный, ненасытная прорва, до которой рукой подать.
Двойственный и двуличный дядя; он прячет свою ужасающую суть под маской, но его видно насквозь…
Джейн зажмурилась и крепче прильнула к плечу бабушки Китон, а тетя Гертруда продолжала разглагольствовать, но тирады казались вымученными, словно она чувствовала, что под внешней обыденностью скрывается нечто неестественное, и была слегка напугана.
– Через пару дней премьера в Санта-Барбаре, мам, – сказала она, – и я… Да что тут не так, в этом доме?! Сегодня я места себе не нахожу! В общем, приходите на первый сеанс. Это комедийный мюзикл, и мне дали главную роль.
– Я уже видела «Пльзенского принца»[69]
, – заметила бабушка Китон.– Но не с моим участием. Все приглашены. Я забронировала номера в гостинице. И непременно возьмите детей! Хочешь увидеть меня на сцене, Джейн?
Джейн кивнула, не отнимая головы от бабушкиного плеча, и вдруг спросила:
– Скажите, тетя, вы каждого дядю видели?
– Ну да, конечно.
– Всех? Дядю Джеймса, дядю Берта, дядю Саймона и дядю Лью?
– Да, всю когорту. А что?
– Просто интересно.
Значит, тетя Гертруда тоже не заметила лишнего дяди. Не такая уж она наблюдательная, подумала Джейн.
– Но с детьми пока не встречалась. Лучше бы поторопились, а то подарков не получат. Не поверишь, что я тебе купила, Джейни!
Но Джейн пропустила эту многообещающую фразу мимо ушей, поскольку висевшее в воздухе напряжение вдруг исчезло и голодная воронка превратилась в ликующий фонтан. Наконец-то Руггедо – где бы он ни был – дорвался до еды, и теперь вторая половина раздвоенного дяди пожирала кровавое подношение.
Джейн уже не сидела на коленях у бабушки Китон, да и была теперь не в комнате; ее подхватил черный вихрь, пронизанный крошечными огоньками, напомнившими Чарльзу о рождественской елке, и в центре этого вихря находилось нечто поистине чудовищное. Здесь, в исчезнувшей комнате, ненастоящий дядя стал проводником в непостижимое обиталище, где находилась вторая его половина, и через этот тоннель в комнату хлынул экстатический прилив насыщения.
В тот миг Джейн каким-то образом очутилась совсем рядом с детьми, стоявшими, должно быть, у самого средоточия этого черного вихря. Еще немного – и она почувствует их присутствие; еще чуть-чуть – и она коснется их рук…
Но тьма содрогнулась, крошечные огоньки слились в один огонь, и сознание Джейн наполнилось чужими воспоминаниями. Существо… оно было слишком близко. Во время кормежки оно теряло бдительность, переставало контролировать свои мысли, и те, бесформенные, словно мысли животного, выплескивались во тьму. Мысли о кровавой пище; мысли об иных местах и временах, когда такую же пищу подносили существу другие руки.
Невероятно. Эти неземные воспоминания не имели никакой связи с нынешним временем или пространством. Многоликий Руггедо побывал в самых далеких краях, и теперь, исходя аморфными видениями, вспоминал, как жадно вгрызался в шерстяные бока разбегавшихся от него существ, и еще он вспоминал сладкий вкус горячей красной жидкости, сочившейся из-под этой шерсти, которую прежде Джейн даже вообразить себе не могла…
Он вспоминал огромную площадь, вымощенную чем-то сверкающим, а в центре – нечто, закованное в блестящие цепи, и вокруг множество глаз, наблюдающих, как он приближается к жертве, вырывает законную долю из ее гладких боков и кормится под леденящий аккомпанемент цепного перезвона…