— Я не большой знаток беллетристики, сэр, — произносит милорд Джимми, — но эти устаревшие литературные термины мне знакомы, и я уловил суть ваших претензий. Но, к сожалению, сложившаяся ситуация именно такова.
— Ладно, Джим. Допустим, мы почти согласились. Не потому, что ты нас в угол загнал, ты ведь прекр-расно знаешь, что мы предпочтём смерть, но не будем заключать сделку, которая нам не по нутр-ру, пусть нам за неё хоть полПределов и коня с прынцессой в жёны в придачу отвалят… Какой же ты всё-таки приведёшь убойный ар-ргумент, который меня убедит в том, что «этому парню надо кровь из носу помочь, даже забесплатно»?
— Принцессы у меня нет… — (клянусь, ей-ей, супердедушка по-настоящему улыбнулся!), — но была бы дочка, отдам не раздумывая. Только зачем она вам? Вольные торговцы разве заводят семьи?
— Это тебе как-нибудь потом малыш объяснит, зачем может понадобиться девка, ты, видать, уже и забыл. — Ба тоже скалится. — И ещё вопр-росики. Два. Откуда уверенность, что племяш твой живой? И как, по-твоему, мы его узнаем? Если я умею считать, а я УМЕЮ считать, в этом залог моего профессионализма, у тебя увели его совсем пацанёнком, а нынче он вымахал, поди, в парнягу здоровенного.
— Наверняка, — кивает милорд, — Стюарты низкорослостью не отличаются.
— Ясный пень. Вижу ж.
— Вы его узнаете… в понятных вам терминах — по «маячку». Когда окажетесь в непосредственной близости, окончательно убедитесь. Этот же «маяк» сообщает мне, что принц жив.
— Но тогда какого, извини, члена костяного моржового, ты сам не пойдёшь и пацана своего заблудшего не приведёшь домой? За ухо.
— Потому что «маяк» этот — специфический, да и не маяк вовсе. Как бы, в понятных вам терминах… — Милорд явно озадачен. Неужто мы такие монстры «обыдлевшие», что он даже не знает, на каком наречии с нами говорить?! Мы ж его сленг изысканный аристократичный понимаем, не жалуемся!..
— Ты об нас не пекись, Джимми. Ты расписывай как хошь, а проблема адекватного понимания пускай нашей будет.
Простая и незамысловатая (когда ей этого хочется!), как быстрое совокупление за трёшку эквов в подворотне, Бабуля нагло подталкивает милорда к самому что ни на есть существу вопроса.
— Ревмаги очень опасны. Я подозреваю, что они гораздо опаснее, нежели даже сами полагают. Силы, которыми они оперируют, вторгаются в столь глубокие слои и сферы Вселенной, что лишь одно-единственное, по-настоящему серьёзное, неправильное применение сил может устроить банальный конец света. Всякого и всяческого, как изволит выражаться сэр Убойко. Но это в более широком понимании, а в частности — роальды и роче, метисы, и даже некоторая часть чистокровных человеков Экскалибура, являются, в вульгарном смысле этого слова, волшебниками. Можете звать их колдунами также, чародеями и так далее. Я не берусь судить о генезисе и факторах, способствующих им таковыми являться, но принимаю как факт — они такие. И будь они моими союзниками, я бы их, вероятно, использовал. Но они — мои враги. Враги династии и наследного принца. Коего именно они в своё время выкрали.
— Чего ж не убили? — резонно спрашивает Ба.
— Потому что у них имеются собственные планы относительно его использования, насколько я понимаю. Тем более — я обязан отыскать наследника. Чтобы они не запятнали честь древнейшего рода Стюартов.
— И вы уверены в том, милорд, что доселе его не использовали? — интересуюсь я у этого суперхранителя чести.
— Да, в этом я уверен. Использовать кого-то, не имея его в своём распоряжении, очень проблематично.
— Вор у вора дубинку украл?! — прикалывается Бабуля и скалится в гаденькой ухмылочке. Подобный пассаж для неё — что мёд для настоящей земной медведицы.
11: «КАК ДЕВСТВЕННИЦА»
…И возвестило двухголовое существо о том, что «Наша программа начинается, товарищи и товарки, да не соскучиться вам желаю!», и вслед за этим программа действительно началась. Да ещё и как началась!
Номи допила коктейль, заказала ещё один, с увлекательным названием «щедро спонсирующий кайфом», и во все глаза усваивала феерическое шоу, номер за номером.
Что-то ей не понравилось, но по большей части посмотреть и послушать было что.
Особо выделилась высокая, броская женщина-человек. Была эта челжа облачена в длинное, мерцающее и переливающееся всевозможными оттенками бархатной синевы платье, плотно обтягивающее стройное тело. Лиф был выполнен в виде остроторчащих конических чашечек, а подол имел разрезы справа и слева спереди, в которых при движениях певицы то прятались, то соблазнительно приоткрывались затянутые в алые чулки роскошные бёдра… Двигалась женщина плавно, очень сексапильно, пленяла взгляд властной самоуверенной эротичностью, а слух — старомодной, точнее, невероятно старомодной песней.