— Всё он знал, — Муза рассержено плюнула на песок. — Поленился даже собственную задницу спасти!
Они присели рядом. Красавица и чудовище в сопровождении говорящих чашек и канделябров, как и прочие их удачные и не слишком копии уже скрылись из виду. Теперь писателю оставалось смотреть, только на пустую тропинку или своих столь разных муз. Один из которых, от души бранясь на древнегреческом всё ещё возился с вилами, а другая, прижавшись к нему разгорячённым гонкой телом, ласково гладила его по голове.
— Давай, всё-таки, о деле, — мягко отстраняясь, предложил он. — Какие цели, по-твоему, у него? Мне до сих пор казалось, что цель у нас общая.
Девушка расстроенно вздохнула, но руку от его головы убрала.
— Мне кажется, — медленно, как бы обдумывая каждое слово, произнесла она, — лично ты для него не важен. Вернее не так, — поспешила она поправиться, — ты, как личность, ему безразличен. Ты интересуешь его только, как автор.
— А автор, выходит, не личность?
— С точки зрения музы, это большой роли не играет. Если играет вообще хоть какую-то. Без автора муза чахнет, и, если долго остаётся в таком состоянии, то и вовсе может сгинуть, раствориться в мировом эфире. А вот личность ли автор, или тряпка половая, это не важно.
— Как это может быть не важно? — удивился Валера.
— Очень просто, — кивнула Муза. — Для бактерий в твоём желудке и кишечнике, которые помогают тебе переваривать пищу, находясь, таким образом, в симбиозе с твоим организмом, без разницы, какой ты человек. Добрый ты или злой, праведник или преступник, личность или тряпка. Для них лишь важно, чтобы ты был жив. Чтобы ты был.
— Автор должен быть, — усмехнулся Валера. — Шоу должно продолжаться! А значит, сюжет необходимо вернуть.
— Только твой сюжет! До других ему нет дела.
А разве мне есть дело до других? Задумался Козорезов. Забрать своё, а остальные пусть пропадают? Стать лучшим! Более того — Единственным! А? Вот только, лучшим на фоне кого? А единственным? Получишь ли удовольствие от этого? Никакой необходимости в собственном совершенствовании, ведь все прочие едва копошатся у твоих стоп, не в силах приподняться выше. Правда, единственное дерево в поле однажды получает от Зевса молнию в самую макушку и ярким пламенем сгорает, на радость тем, на кого столь пренебрежительно взирало со своей недосягаемой высоты.
— Ты только не подумай… — спохватилась девушка.
— Что ты настраиваешь меня против него?
— Да. В смысле, нет!
Девушка стушевалась, и они вместе рассмеялись.
— А что важно для тебя? — с улыбкой спросил он.
— Для меня важен только ты, — глядя ему прямо в глаза, очень серьёзно ответила она.
— Даже если я перестану быть автором?
— Без разницы.
— Но, ведь ты же тоже муза.
Девушка продолжала в упор смотреть на Валеру. И столько нежности нёс этот взгляд, что он едва не покраснел, как неопытный школьник.
— Вот такая я ненормальная значит, — тихо произнесла она.
Глава 6
Новое препятствие
Между тем, пока они так мило беседовали, Муз успел привести себя в порядок. Израсходовав весь свой довольно богатый арсенал древнегреческих, латинских и даже вавилонских ругательств, и выпустив таким способам пар, он, в конце концов, совершенно успокоился. Теперь, что-то мелодично насвистывая, грек бродил на отдалении, всем своим видом демонстрируя воркующим голубкам, что ни капли не интересуется предметом их разговора и даже не пытается подслушивать.
Однако, его напускное безразличие и терпение всё же оказались не столь безграничными, как он пытался продемонстрировать своим спутникам. В театральном отчаянье, взмахнув руками, он приблизился к парочке и полным сарказма тоном поинтересовался:
— Разобьём лагерь прямо здесь? Или может, всё-таки прогуляемся до скоростной трассы и попробуем догнать беглецов?
Девушка с писателем виновато переглянулись. Он поднялся с песка первым и, протянув руку, помог встать ей.
— Ну, просто любовная идиллия! — не унимался Муз. — Тут один я о деле думаю? Или считаете, сюжеты сами одумаются и вернуться каяться?
— Ладно тебе, — Валера похлопал его по плечу, — минутку перекурили всего-то.
— Кто курил, а кто… — насупился тот, потирая зад.
— А нечего было! — передразнивая тон грека, сказала Муза, и показала ему язык.
— Дети, не ссорьтесь, — подытожил писатель. — Давай, Муз, показывай направление, куда нам дальше двигаться.
— Да куда угодно, — широким жестом показал тот, — лишь бы эта дорога оставалась за спиной, а Колыбель — по правую руку.
— Перпендикулярно значит? — с дурашливой серьёзностью уточнил Валера.
— А ну вас, — махнул на него грек.
И он рванул с места с такой скоростью, какую Козорезов видел только в кино про двух храбрых до беспечности галлов. Только прокашлявшись от поднятой новоявленным спринтером пыли, они с девушкой последовали его примеру.