Девушка не колебалась и минуты.
— Я с тобой.
Чуть дольше возился грек, продолжая ворчать что-то про неполные сюжеты и слепых гениев. Однако, в конце концов, снова обругав непотребными словами само мироздание и всех богов по очереди, что заняло у него изрядно времени, Муз присоединился к паломникам.
— Хорошо, — заявил он, — я пойду. Но только ради того, чтобы спасти моего автора от чар слепого. И снова говорю, что мне эта затея совсем не нравится.
Все трое более не пререкаясь, отправились к горизонту, не доходя которого над песками высились миражи пальм и башен. И даже Валера не обернулся, и не увидел, с какой тревогой в глазах смотрел ему вслед последний осколок его пропавшего сюжета.
Все трое остановились перед призрачными воротами. На вид те выглядели вполне прочными, хотя и парили в проёме башни подобно туману. Рядом сидел привратник — седой старик с длинной бородой, одетый в сильно поношенную хламиду и со смешной остроконечной шляпой на голове.
— Гендальф? — удивился Валера.
— Что? — приложив руку ракушкой к уху, переспросил старик.
— Козорезов, перестань нас позорить, — прошипел Муз. — Если ты не заметил, пропадают пока только нереализованные сюжеты. Если встретим по пути сюжеты фэнтази, ты таких гендальфов в остроконечных шляпах сотни увидишь.
— Как и старух с помелами, — кивнула Муза. — И мальчиков с волшебными палочками, и девочек с контрабасами.
— Вы к кому? — вновь подал голос глухой.
— К слепому, — заявила девушка.
Удивительно, но, как оказалось, на этот раз старик расслышал хорошо. Трижды постучав костлявым кулаком в створки призрачных ворот, от чего те немедленно распахнулись, он указал пальцем куда-то вдаль.
— Вам туда.
Оба Валериных спутника благодарно кивнули, хотя сам он ничего не увидел в указанном дедом направлении.
— Пошли, — подтолкнула его Муза. — Сам же хотел. Теперь уже поздно разворачиваться — ворота закрылись.
Козорезов обернулся. Ворота и впрямь оказались закрыты. Помимо двух огромных засовов размером с железнодорожную шпалу, на створках пламенел затейливый узор наложенного колдуном заклятия.
Грек неожиданно повеселел.
— А не так всё и плохо, — бодро произнёс он, — побывать в этом мире и не поручкаться с Великим слепцом — это, как побывать в московском метро и не погладить нос собаки на «Площади Революции».
Валера заметил, как девушка бросила на его партнёра взгляд полный подозрительности. Это продолжалось не более одного мгновения. Но и грек, заметив его, казалось, несколько смутился.
Неловкую ситуацию разрешил, возникший, словно из-под земли загорелый до бронзоты невысокий мужчина, одетый в козлиную, судя по запаху, шкуру.
— Разрешите представиться, — улыбаясь во весь рот, полный жемчужного блеска зубов, скороговоркой произнёс он, — Одиссей! Для друзей и туристов просто Одя! Уши и, так сказать, глаза нашего мэра!
Заметив удивление в глазах Валеры, он поспешил объясниться:
— Вы бесконечно правы! Большей частью в этом мире живут ещё не получившие своего автора сюжеты. Я — одно из исключений. Великому Слепому нужен был помощник. А так, как женщин он на дух не переносит, пришлось остаться мне. А теперь из-за этого Пожирателя работы столько, что не приведи Зевс! Скрываем недоеденные им сюжеты, ну и вот таких писателей, — Одиссей подмигнул Валере.
— Не надо спешить, — проворчал Козорезов, — я тут не задержусь.
— Как знать, — ухмыльнулся Муз. — Если станешь так тянуть время, то реально можешь заменить Одю на посылках у Гомера.
Как-то незаметно за разговором перед путниками возник дворец, выполненный в стиле Афинского Храма. У дверей скучали за игрой в кости штук десять голых стражей. Из одежды на них были только сандалии и долгогривые шлемы.
— Беда с этими писателями, — снова озорно подмигнув Валере, заявил Одиссей, — пальцы они что ли жалеют лишний раз по клавишам побарабанить? Полгорода голышом ходит!
Совершенно не стесняясь пришельцев, пара бойцов лениво встала, подошли к дверям и толкнули их внутрь. Из недр дворца дыхнуло прохладой и благовониями. Обе музы жадно втягивали эти ароматы — они оказались в своём прошлом.
А вот для обоняния Козорезова эти вонючие курительные смеси были, сравни запаху компостной кучи в огороде на даче родителей. Если так реально пахло в античности, то он бы ни за какие коврижки не согласился бы там жить.
Трон с сидящим на нём старцем возник словно ниоткуда. Сидеть на мраморе даже жарким летом, тем более во мраке дворца, прямой путь к геморрою. От этого великий пиит оказался от пяток по шею укутанным в не выбеленную шерстяную материю. Шерсть «кусалась», от чего он постоянно ёрзал.
Слепец лишь успел открыть рот, как под сводами прозвучал бас:
— Мест в городе нет!
Старик пошамкал беззубым ртом, и хотел снова что-то сказать.
— Совсем нет! — прогрохотал тот же бас.
Слегка хохотнув и шлёпнув Валеру по плечу, оживился Одиссей.
— Они не по программе эмиграции, Ясон, — выкрикнул он, — туристы!
Слепец, похоже, ничего из разговора так и не понял. Из-за его спины вышел широкоплечий атлет, опять в одном шлеме.