Пожиратель снов

Полиция не могла ничего сделать с Хайком и Улликеми, но Кваскви было бы забавно смотреть на мужчин в синем в качестве моей поддержки.

Кен недовольно прошипел:

— Будет сложно объяснить твое вмешательство в это, — тихо сказал он. — Полиция склонна все усложнять. Когда они видят дело Тех, они хотят вмешаться.

«Просто прекрасно», — я пронзила его взглядом, намекая, что это мой разговор.

— Я заберу папу. Приведу его домой примерно через час.

— Приведешь папу?

— Да, — сказала я. Или взорвусь, пытаясь. — Но мне нужно, чтобы ты посидела на месте и никому больше не звонила.

— Ладно, — сказала она слабым голоском, и я представила ее шестилетней, с короткими спутанными от беспокойного сна волосами. Мама настаивала, что под кроватью нет чудовищ. Она была смелой ради мамы.

«Придай мне смелости, сестренка», — мы обе знали, что настоящие чудовища уже не прятались.

— И найди мне тройной латте, пока ждешь, — сказала я, надеясь, что мой ворчливый тон заставит ее думать, что все в порядке.

— Заканчивай, — сказал Кен.

Я отмахнулась, но Кен шлепнул меня рукой.

— Кваскви тут.

Хлопали крылья, словно сотню флагов трепал ветер на площади. Я прищурилась, увидела синие силуэты на чаше фонтана. Они окружили скульптуру женщин, несущих квадратный пьедестал на плечах.

— Мне пора, — сказала я и закрыла телефон.

— Оставайся под навесом, — сказал Кен, шагая к чаше.

Все становилось четче, уже не приходилось щуриться. Временная слепота была даже на пользу.

— Ни за что, — я пошла за ним. Он резко замер, и я врезалась носом в его спину.

Мягкий хлопок, теплая сила тела, к которому я легко могла прильнуть.

Я отдернула руки.

— Ты будешь мешать, — сказал Кен.

Его спина оставалась передо мной. Не помощь, а препятствие.

— Чему? — сказала я, смелая, пока не видела его лица. — Твоим умениям, которые так ценит Совет? Что ты задумал? Убить соек?

Кен повернулся ко мне, глаза стали черными. Моя шутка была плохой. И посылать Кена за Кваскви было неправильно. Не было времени на бой или соперничество. Я была в долгу перед Кваскви за то, что выдала его имя, и Кен был в режиме атаки, резко дышал. Если он возьмется за это, всему быстро придет конец.

— Дай поговорить с ним, — я прошла мимо него.

— Ты не видишь, — сказал он.

— Становится лучше, — вопли птиц утихли. Их синие силуэты застыли на краю фонтана, и струи в нем стали бить в полную силу, а не слабым потоком.

Кен зарычал, и мне не нужно было видеть, чтобы знать, что он снова становился лисьей версией себя. Не было времени на сомнения, когда Кен почти бросился в атаку, и вот-вот могла приехать полиция.

Я понюхала. Кардамон. Улликеми был неподалеку.

Я оставалась под навесом, скрытая от дождя, и замерла.

— Кваскви, — сказала я ждущим птицам. — Я здесь. Спасибо за заботу о моем отце. Я готова избавить тебя от бремени.

Тишина оглушала. Влажный воздух сгустился, был приторно сладким от пряностей, давил на кожу, но сойки не двигались.

Я кашлянула, горло саднило.

— Мы договорились.

Предупреждение покалывало мою шею сзади, как и чувствительные уши.

Через миг сойки завопили. Перья сияли синим для моего серого зрения, и они собирались перед фонтаном.

Кен потянул меня за руку, чтобы я отошла дальше под навес, но я стояла на месте.

— Уже не так просто испугать, — сказал голос из центра облака соек. — Быстро потеряла ту невинность, да?

Воздух затрещал, сойки полетели во все стороны, забрались на железные арки за фонтаном и колонны Первой Авеню.

Кваскви вышел из-за фонтана, черная кожаная куртка с цепями и сапоги со стальными носами звенели на площади. Его волосы были заплетены рядами, он уже не выглядел как простой паренек. Он был готов воевать, и Кен почти начал бой. Это не поможет папе.

Моргая так, что слезы потекли по щеке, я прижала кулаки к глазам и потерла. Ладони промокли, но площадь теперь было четко видно.

Другое дело.

— Я пришла за отцом, — твердо сказала я, но сердце безумно билось, как живая креветка в аквариуме ресторана папы. Я стояла на ногах, потому что боролась с хваткой Кена.

— Выходи, — провел Кваскви. — Постой, — сказал он. — Ты не можешь рисковать. У тебя больше нет имен, которые можно дать другу-змею, чтобы спасти свой зад.

Кен снова зарычал. Я просила мысленно, чтобы он оставался за мной. Мужское соперничество душило не хуже кардамона.

Я выскочила из-под навеса здания под моросящий дождь.

Я опустилась на колени на мокрой брусчатке перед Кваскви, склонила голову как самурай в историческом сериале папы на «TVJapan».

— Прошу прощения, — сказала я. Остывай уже, Кваскви. — Я в долгу перед тобой.

— Не надо, — сказал Кен. Его ноги появились сбоку. Он недовольно шипел. — Это глупо. И теперь Улликеми знает, где ты.

Кваскви рассмеялся.

— Это не принуждение. Она невинна и не знает, что говорит.

— Хорошая попытка, кицунэ, — сказал Кваскви, скаля большие зубы в широкой улыбке. — Но на площади, когда она повалила Дзунукву и Братьев-медведей, она не выглядела так. Она — Та. Ее слова сковывают.

«Она — Та».

Больше не было попыток обойти это. Я была баку. Я отрывала фрагменты снов и ела их силу.