После того как два года назад он развелся, доктор Штайнер жил в Хэмпстеде, в доме, занимаемом вдвоем с овдовевшей сестрой. У него была личная гостиная и кухня, что позволяло Розе и ему мало видеть друг .друга, таким образом создавая иллюзию, будто вместе им хорошо. Роза была культурным снобом. Ее дом являлся центром скопления бывших актеров, издавших одну книжку поэтов, эстетов, принимающих эффектную позу на окраине балетного мира, и писателей, более озабоченных тем, чтобы поговорить о своем таланте в обстановке приятного понимания, чем проявить его на практике. Доктора Штайнера они не возмущали. Единственное, о чем он беспокоился, так это о том, чтобы те ели и пили за счет Розы, а не на его деньги.. Он прекрасно понимал, что его профессия в глазах сестры имеет определенный отпечаток и что его представление гостям — «мой брат Пауль, знаменитый психоаналитик» — было в некоторой степени компенсацией за ту низкую плату, которую он вносил периодически; Он придерживался твердого правила жить так же бережливо и уютно, как управляющий банком.
Сегодня вечером Розы не было дома. Возмутительно отсутствовать в единственный вечер, когда он нуждался в ее обществе, но это так типично для Розы. Служанки-немки не было дома, что являлось, по-видимому, нарушением, так как в пятницу она работала целый день. Для него на кухне был приготовлен суп и салат, но даже попытка разогреть суп казалась выше его сил. Сандвичи он без удовольствия ел в клинике, утоляя аппетит, но оставляя голод по протеину, предпочтительно горячему и должным образом зажаренному. Но он не хотел есть один. Налив бокал шерри, осознал свою потребность поговорить с кем-нибудь, с кем угодно, об убийстве. Эта потребность была властной. Он подумал о Валде.
Его брачный союз с Валдой был обречен с самого начала, как любой брак, когда муж и жена в основном игнорируют потребности друг друга, заменяя их иллюзией того, что вполне друг другу подходят. Доктор Штайнер остался одиноким после своего развода, но он чувствовал неудобства и страдал, а впоследствии явилась опустошенность иррациональными ощущениями неудачи и вины. Валда, со своей стороны, получив свободу, явно расцвела. Когда они встречались, он всегда зажигался от ее жара физического благополучия. Они не избегали друг друга, как не избегали после женитьбы ее бывшего мужа и оставленных ею любовников. Общение с ними проходило с проявлением величайшего дружелюбия и доброго юмора. Это было именно то, что подразумевала Валда, говоря о поведении цивилизованных людей.
Доктор Штайнер не любил ее и не восхищался ею. Ему нравилось общество женщин, которые были хорошо образованы, хорошо воспитаны, умны и фундаментально серьезны. Но это был не тот тип женщин, с которыми ему нравилось ложиться в постель. Он знал все об этой неудобной дихотомии. Как психоаналитик, он посвятил относящимся к ней случаям много дорогостоящих часов. От добра добра искать — счастья не видать. Так говорили некоторые его пациенты. А у него самого, когда он был с Валдой (Милицентой при крещении), порой в самом деле не возникало влечения к другой женщине.
Минуту в телефонной трубке слышались длинные гудки, потом раздался ее голос, и доктор под аккомпанемент звуков музыки и звона бокалов рассказал ей о мисс Болам. Квартира, видимо, была полна людей. Он даже не был уверен, что на другом конце Валда слышит его.
— Что там у тебя происходит? — спросил он раздраженно. — Вечеринка в разгаре?
— Собралось несколько приятелей. Подожди, я уменьшу звук проигрывателя. Ну вот так лучше. Что ты хотел сказать?
Доктор Штайнер повторил рассказ снова. Ответная реакция Валды вполне удовлетворила его.
— Убита! Нет! Милый, какой это ужасный удар для тебя! Мисс Болам... Это не та отчаянно скучная старая администраторша, которую ты так сильно ненавидел? Та, которая предъявляла тебе претензии за перерасход денег на разъезды?
— Я не ненавидел ее, Валда. По-своему даже уважал. Она отличалась большой честностью. Конечно, слишком одержима, иногда пугающе агрессивна, возможно, в сексуальном отношении холодна...
— Это то, что я тебе сказала, милый. Я всегда знала, что ты не выносишь ее. Ох, Полли, они не подумают, что это твоих рук дело? Нет?
— Конечно нет, — сказал доктор Штайнер, начиная жалеть о порыве откровенности.
— Но ты всегда говорил, что кто-нибудь в конце концов отделается от нее.
Разговор начинал приобретать кошмарный оттенок. Проигрыватель глушил настойчивым басом какофонический дискант вечеринки, в унисон бился пульс на виске доктора Штайнера. У него началась головная боль.
— Я считал, что ее надо перевести в другую клинику, а не бить по голове тупым предметом.
Банальная фраза обострила любопытство. Насилие всегда привлекало ее. Он знал, что Валда представила брызги крови и мозга.
— Милый, я должна услышать об этом все-все. Почему бы тебе не приехать?