Пожиратель женщин

Кроули потянул себя за мочку правого уха. По долголетнему опыту работы с партнером Ливайн знал: этот жест озйачает, что Кроули в замешательстве.

– Вы пошли к нему сегодня, чтобы убить?

– Да, именно так.

Ливайн покачал головой. Конечно же, это неправда.

– Почему вы принесли с собой библиотечные книги? – мягко спросил он.

– Я шел в библиотеку, – сказал Перкинс, повернувшись вместе со стулом к Ливайну.

– Смотрите на меня, – рявкнул Кроули. Перкинс повернулся опять к Кроули, и снова Ливайн успел заметить ту же вспышку в его глазах, на этот раз более сильную и в то же время более похожую на мольбу. О чем Перкинс мог умолять?

– Я шел в библиотеку, – повторил Перкинс. – Эл взял пару пластинок на мой абонемент, и я зашел за ними. По дороге я решил его убить.

– Почему? – спросил Кроули.

– Потому что он был помпезный осел, – упрямо повторил Перкинс.

– Потому что он добился, что его рассказ был принят одним из литературных журналов, а вам это не удалось? – подсказал Кроули.

Возможно. Отчасти. А в делом из-за его характера. Он был необщительный человек. И слишком много о себе воображал.

– Почему вы убили его сегодня? Почему не на прошлой или на следующей неделе?

– Потому что я захотел это сделать сегодня.

– Почему вы сами сдались?

– Вы все равно забрали бы меня.

Вы сознавали это перед тем, как убили его? – спросил Ливайн.

– Не знаю, – ответил Перкинс, не поворачиваясь к Ливайну. Не задумывался. А когда это произошло, понял, что полиция так или иначе найдет меня. Обратятся к профессору Стоунгеллу, к другим людям, которые знали нас обоих, и решил не дожидаться. Пошел и сознался.

– Вы заявили полицейскому, – сказал Ливайн, – что убили своего лучшего друга.

– Все верно.

– Почему вы употребили выражение «лучший друг», если ненавидели его так сильно, что хотели убить?

– Он был моим лучшим другом. По крайней мере, в Нью-Йорке. Я, по сути, никого не знал, кроме профессора Стоунгелла. Эл был моим лучшим другом, потому что был единственным.

– Вы сожалеете, что убили его? – спросил Ливайн.

На этот раз Перкинс повернулся к нему, не обращая внимания на Кроули.

– Нет, сэр, – сказал он, и его глаза теперь ничего не выражали.

В комнате воцарилось молчание. Кроули и Ливайн смотрели друг на друга. На немой вопрос Кроули Ливайн пожал плечами и покачал головой. Что-то здесь было не-так, но что – он не знал. Перкинс, который мог бы пролить свет на это дело, окончательно все запутал.

Кроули повернулся к стенографисту:

– Оформите как положено. И пришлите кого-нибудь, чтобы забрать голубка в его гнездышко.

После того как стенографист ушел, Ливайн сказал:

– Перкинс, – вы хотите что-нибудь добавить не для протокола?

Перкинс усмехнулся. Он отвернулся от Кроули и уставился в пол, будто увидел там нечто занятное.

– Не для протокола? – пробормотал он. – Пока здесь вас двое, все будет для протокола.

– Вы хотите, чтобы один из нас ушел?

Перкинс опять взглянул на Ливайна и перестал улыбаться. Казалось, он на минуту задумался, а затем отрицательно покачал головой:

– Нет, но, во всяком случае, благодарю вас. Не думаю, что смогу что-нибудь добавить. По крайней мере сейчас.

Ливайн нахмурился и опять уселся на стул, пристально вглядываясь в Перкинса. Юноша казался не очень-то искренним: слишком уж много противоречий нагородил он. И разобраться в Перкинсе никак не удавалось образ его расплывался.

После того как Перкинса увели двое полицейских в форме, Кроули поднялся, потянулся, вздохнул, дернул себя за мочку уха и спросил:

– Что думаешь об этом, Эйб?

– Не нравится мне все это.

– Знаю. Видел по твоему лицу. Но он признался, что же еще?

– Как ты знаешь, самооговор не такое уж редкое явление.

– Но здесь не тот случай, – сказал Кроули. – Парень может признаться в преступлении, которого не совершал, когда ему нужна реклама или что-то в этом роде, либо если он покрывает кого-нибудь. Перкинс мне не кажется звонарем, вряд ли существует кто-то третий, кого он мог бы покрывать.

– Если учесть высшую меру наказания, принятую в штате, то признание в убийстве, которого он не совершал, может стать для него самоубийством.

Кроули покачал головой:

– А что, это, пожалуй, похоже на Перкинса.

– На Перкинса ничего не похоже. Он воздвиг перед нами гладкую стену, на которую мы пялимся. Но за ней что-то есть, пару раз это проскальзывало.

– Не делай из мухи слона, Эйб. Малый сознался. Он убийца. Давай остановимся на этом.

– Понимаю, что работа закончена. И все же что-то меня все-таки беспокоит.

– О’кей, – сказал Кроули. Он снова сел и положил ноги на стол. – Давай разберемся. Что тебя беспокоит?

– Все, Во-первых, мотив. Ведь не убивают человека только за то, что он помпезный осел, а через минуту не утверждают, что он был твоим лучшим другом.

– Обстоятельства порой толкают людей на страшные поступки. Даже по отношению к друзьям.