Пожиратель женщин

– Я действительно никак не могу поверить в другое, – сказала она. – Эл… он намного скромнее, чем Ларри, хотя по-своему сильно чувствовал. У него был как бы перевернутый комплекс мессианства. Понимаете, он представлял себе, что станет великим писателем, но боялся, что у него нет достаточно материала для этого. Муки и попытки анализировать себя, ненависть ко всему написанному, потому что считает: все недостаточно хорошо. Склянка с ядом – это обман и вместе с тем одна из тех шуток, в которых есть доля истины. Эти мысли, постоянно его угнетающие, видимо, и привели к выводу, что смерть не худший выход.

Она закончила готовить кофе и стояла, как бы осмысливая свои собственные слова.

– Теперь он нашел выход, не так ли? Я не удивлюсь, если окажется, что он попросил Ларри привести приговор в исполнение.

– Вы предполагаете, что он попросил Ларри об этом?

Она покачала головой:

– Нет, во-первых, Эл вообще никого не мог просить ни о какой помощи. Я это знаю, потому что, когда я пару раз пыталась заговорить с ним на эту тему, он просто слушать об этом не мог. Не то чтобы не хотел, не мог – и все. Он считал, что сам должен всего добиться. Ларри же не отличается альтруизмом, и к его помощи прибегнуть можно в самом крайнем случае. В действительности Ларри неплохой парень. Он только ужасно эгоцентричный. Они оба такие, но по-разному, Эл искал свое место в мире, был всегда недоволен собой, терзался этим, а Ларри всегда гордился собой. Знаете, Ларри мог сказать: «Для меня главное – это я», а Эл мог спросить: «Стоящий ли я человек?»

– Может быть, между ними произошла ссора на днях или еще что-нибудь вроде этого, что могло толкнуть Ларри на убийство?

– Ни о чем таком я не знаю. Они становились все более и более подавленными, но никто из них не упрекал другого. Эл корил себя за то, что у него ничего не получается, а Ларри проклинал глупость мира. Вы знаете, Ларри хотел делать то же самое, что Эл, но Ларри не тревожил вопрос: достоин ли он этого, есть ли у него способности. Он дважды сказал мне, что хочет стать знаменитым писателем и станет им, даже если для этого потребуется ограбить банк, чтобы подкупить издателей, редакторов критиков. Это шутка, конечно, похожая на бутылку с ядом Эла, но я думаю, что в этой шутке также была доля истины. – Кофе готов. – Она налила две чашки и села напротив. Ливайн добавил в кофе немного сгущенного молока и рассеянно его помешивал.

– Я хочу знать, почему, – сказал он. – Это покажется странным. Считают, что полицейские хотят знать кто, но не почему. Я знаю кто, но хочу знать почему. Ларри единственный, кто мог бы рассказать вам, но не думаю, что он это сделает.

Детектив выпил немного кофе и поднялся.

– Не возражаете, если я позвоню от вас? – спросил он.

– Идите прямо. Телефон в гостиной, около книжного шкафа.

Ливайн вернулся в гостиную и позвонил на службу. Он попросил Кроули и, когда его коллега подошел, поинтересовался:

– Перкинс уже подписал признание?

– Скоро подпишет. Его только что отпечатали.

– О’кей, задержите его там, когда он подпишет. Хочу поговорить с ним. Я на Манхэттене, сейчас возвращаюсь.

– Чего ты хочешь добиться?

– Я не уверен, что чего-нибудь добьюсь. Просто хочу поговорить в Перкинсом еще раз.

– Что тебя тревожит? У нас есть труп, есть признание, есть убийца. Зачем же создавать самому себе работу?

– Не знаю. Может, это все и лишнее.

– О’кей, я задержу его. В той же комнате, что и раньше.

Ливайн вернулся в кухню.

– Благодарю за кофе, – сказал он. – Если вам больше нечего мне сказать, то я вас покидаю.

– Нечего, – сказала она. – Ларри теперь единственный, кто мог бы сказать вам что-то еще.

Она проводила его до входной двери, и он, уходя, опять поблагодарил ее.

Вернувшись в участок, Ливайн зашел за переодетым в штатское детективом Рикко, высоким, атлетически сложенным человеком лет тридцати пяти. Он скорее походил на сотрудника районной прокуратуры, чем на полицейского. Ливайн предложил ему принять участие в игре, и они оба отправились в комнату, где дожидались Перкинс и Кроули.

– Перкинс, – начал Ливайн. С минуту он ходил по комнате, давая Кроули возможность вступить в игру, тот что-то начал рассказывать Рикко, – это Дан Рикко, репортер из «Дейли-ньюс».

Перкинс взглянул на Рикко с явным интересом. Ливаин про себя отметил, что это первое проявление неподдельного интереса.

– Репортер?

– Да, – сказал Рикко. Он взглянул на Ливайна. – А это кто?

Он играл убедительно и изящно.

– Студент Ларри Перкинс, – ответил Ливайн, сделав ударение на имени. – Он отравил своего товарища, тоже студента.

– О, вот как. – Рикко мельком взглянул на Перкинса. – Из-за чего? – спросил он, обращаясь к Ливайну. – Девушка? Ревность?

– Думаю, нет. Тут скорее некое интеллектуальное побуждение. Они оба хотели стать писателями.

Рикко пожал плечами:

– Два парня – конкуренты в одном деле? И притом такие горячие?

– Главное, – подчеркнул Ливайн. – Перкинс мечтает быть знаменитым. Он хотел прославиться, став знаменитым писателем, но из этого ничего не вышло. Тогда он решил Стать знаменитым убийцей.

Рикко взглянул на Перкинса.

– Это верно?