Пожиратель женщин

Перкинс сердито посмотрел на них, особенно на Ливайна:

– Какая разница?

– Парнишка плачет по электрическому стулу, – сказал Ливайн с грустной иронией. – У нас есть подписанное им признание. Дело закончено. Но я испытываю к нему симпатию, и мне не хотелось бы, чтобы он ушел из жизни, не добившись того, к чему так стремился. Я подумал, не смогли бы вы дать что-нибудь о нем на второй полосе под хорошим заголовком, такое, чтобы он мог повесить на стене своей камеры?

Рикко хмыкнул и покачал головой.

– Никакой возможности, – сказал он. – Даже если я напишу большой рассказ, редакция может оставить от него лишь пару строк. Такого рода истории стоят десять центов дюжина. Люди убивают друг друга по всему Нью-Йорку двадцать четыре часа в сутки. Если это не представляет большого сексуального интереса, если это не одно из массовых убийств, вроде того случая с парнем, который подложил бомбу в самолет, то убийца в Нью-Йорке – довольно заурядное явление. И кому он нужен весной, когда танцевальный сезон в самом разгаре?

– Но у вас же есть влияние в газете, Дан, – сказал Ливайн. – Может, вы, по крайней мере, дадите телеграфное сообщение об этом случае.

– Ни шанса на миллион. Таких преступлений в Нью-Йорке каждый год сотни. Очень жаль, Эйб, хотелось бы сделать для вас что-нибудь, но ничего не получится.

Ливайн вздохнул.

– О’кей, Дан, – произнес он. – Раз вы так говорите.

– Еще раз простите. – Рикко улыбнулся Перкинсу.

Ты уж извини, парень. Вот если бы ты прирезал певичку или что-нибудь в этом роде…

Когда Рикко ушел, Ливайн мельком взглянул на Кроули, который усердно дергал себя за мочку уха и выглядел весьма озадаченным. Ливайн сел лицом к Перкинсу:

– Ну?

– Дайте мне минуту, – огрызнулся Перкинс. – Я хочу подумать.

– Я был прав, не так ли? – спросил Ливайн. – Вы хотели сгореть в пламени славы?

– Верно, верно! Эл выбрал свой путь, а я свои. Какая разница?

– Никакой разницы, – сказал Ливайн. Он устало поднялся и направился к двери. – Я отошлю вас обратно в камеру.

– Послушайте, – сказал вдруг Перкинс. – Знаете ли, я не убивал его. Понимаете, он покончил жизнь самоубийством.

Ливайн открыл дверь и направился к двум полицейским, ожидавшим в коридоре.

– Подождите! – В голосе Перкинса звучало отчаяние.

– Знаю, знаю, – сказал Ливайн. – Грубер действительно сам покончил с собой, и я предполагаю, что вы сожгли записку, которую он оставил.

– Вы меня осуждаете за это?

– Плохо твое дело, парень.

Перкинс не хотел уходить. Ливайн с невозмутимым видом наблюдал, как его уводили, затем позволил себе расслабиться. Он опустился на стул и стал задумчиво рассматривать вены на руках.

Кроули прервал молчание:

– Что все это значит, Эйб?

– Только то, что ты слышал.

– Грубер – самоубийца?

– Они оба.

– Что лее мы будем теперь делать?

– Ничего. Мы провели расследование, получили признание, произвели арест. Теперь все сделано.

– Но…

– Но черт возьми! – Ливайн свирепо посмотрел на своего коллегу. – Этот маленький обман преследовал определенные цели, Джек. Он хотел признаться в преступлении и заработать электрический стул. Он сам выбрал себе судьбу. Это был его выбор. Я не торопил его: он сам выбрал свой собственный конец. И получит то, чего хотел.

– Но послушай, Эйб…

– Не хочу ничего слушать!

– Дай мне сказать хоть слово.

Ливайн вдруг вскочил, и все, что так долго накапливалось у него внутри, вырвалось наружу: и негодование, и ярость, и разочарование.

Черт возьми! Ты этого еще не понимаешь. У тебя в запасе еще лет шесть-семь. Ты не знаешь, что – значит каждый раз, проснувшись утром в постели, лежать, вслушиваться в неровное биение своего сердца и со страхом ожидать смерти! Ты не знаешь, что значит чувствовать, как твое тело начинает умирать. Оно становится старым и умирает, и все летит к чертовой матери!

– Но что же делать с…

– Я тебе скажу, что! Они сделали выбор! Оба молодые, у них сильные тела и крепкие сердца, и годы впереди, десятки лет, а они захотели расстаться со всем этим. Они захотели отбросить все то, чего у меня уже нет. Не подумай только, что я хочу последовать их примеру. Избави Бог! Но раз они выбрали смерть, так дадим им умереть!

Тяжело дыша от напряжения, Ливайн бросал фразу за фразой в лицо Кроули. Затем вдруг наступила тишина, и он услышал прерывистый шум своего дыхания и почувствовал, как через все тело, через все мускулы и нервы пробежала дрожь. Осторожно он опустился на стул, уставившись в одну точку на стене, стараясь успокоить дыхание.

Джек Кроули что-то говорил, но это было уже далеко, и Ливайн не мог его услышать. Он прислушивался к другому к самому громкому звуку во всем мире. К рваному ритму своего сердца.

Питигрилли Пожиратель женщин

Часть первая

В каждом купе любого поезда всегда найдется какое-нибудь окно, которое невозможно открыть или которое никак не закрывается, что дает повод пассажиру затеять беседу со своей дорожной спутницей.

– Благодарю, вас, – говорит золотоволосая спутница для начала.

– Помилуйте, не за что, – отвечает молодой человек.