После оглашения обвинения судья осведомился:
– Что вы можете сказать в свое оправдание?
– Ничего. Я полагаю, что мне незачем оправдываться.
– Но ведь вы привлечены к ответственности. Вы стоите перед лицом суда.
– Не я пришел в суд, а меня позвали в суд.
– Кабальеро, ваши шутки неуместны.
– В том, что я шучу, вы могли бы меня упрекнуть, если бы я вздумал оправдываться.
– Поберегите ваши остроты до более удобного случая.
– Я и берегу их.
– Итак, вам нечего сказать в свое оправдание?
– Я могу лишь сказать, что в настоящее время работаю над юмористическим романом, и мне кажется, что тишина и покой тюрьмы пойдут только на пользу моей работе. Поэтому я ни слова не скажу в свое оправдание. Для меня между теми, кто находится в тюрьме, и теми, кто на свободе, хотя им и надлежало бы находиться за решеткой, не существуется никакой разницы.
Председатель улыбнулся.
– Так, значит, вы полагаете, что ваш роман – высоконравственная книга?
– Спрашивать художника, нравственна или безнравственна его книга, почти так же нелепо, как спрашивать судью, эстетично или нет подделывать банкноты.
– Что вас побудило написать эту книгу? Жажда творчества или жажда денег?
– Жажда творчества.
– Ну разумеется, – иронически пробормотал прокурор.
– Жажда творчества. Но так как искусство, как и целый ряд других очень достойных сфер деятельности, будь то наука, медицина, юриспруденция, также является предметом купли-продажи, а у меня не имеется ни домов, ни плантаций, то в порядке вещей то, что я вынужден продавать написанные мною книги. Впрочем, продаются все книги, даже жития святых.
Адвокат встает и заявляет ходатайство о производстве экспертизы и приглашении экспертов. Прокурор возражает. Суд удаляется на совещание.
Проходит полчаса. Пабло беседует со своим защитником и обменивается улыбками с присутствующими в зале суда дамами.
Колокольчик возвещает о возвращении суда в зал заседаний. Судьи занимают свои места, и председательствующий оглашает решение о том, что в случае, если по ходу дела выяснится необходимость привлечения экспертов, то таковые будут вызваны.
Допрос продолжается.
– Итак, вы руководствовались творческими побуждениями?
– Да.
– А моральных побуждений у вас не было?
– Нет. Геометрическая теорема также не преследует никаких моралистических целей, почему же, в таком случае, моралистическими тенденциями обязательно должен обладать роман?
Достаточно, если он не будет аморальным, – заметил прокурор.
Председатель суда и судья, сидевший слева, продолжают торжественно восседать, второй судья беспокойно ерзает, – он вспомнил, что в двенадцать часов у него важное деловое свидание с биржевым маклером. Судья собирался дать ему поручение продать пятьдесят акций большой экспортной фирмы, которой предстоял судебный процесс и решение по делу которой должен был вынести этот же судья.
Рядом с адвокатами сидели журналисты, исписывавшие свои блокноты. В их числе были сотрудники «Утренней лжи», «Субботнего шантажа» и большого иллюстрированного еженедельника «Судебная ошибка».
С улицы доносился грохот проезжающих автомобилей и голоса разносчиков. На стене висел плакат: «Закон равен для всех. Курить воспрещается. Чаевые отменены».
На противоположной стене шли исправно показывавшие время часы, но часов они не отбивали. Механизм боя испортили намеренно, чтобы нельзя было говорить, что пробил час правосудия.
Без пяти двенадцать. Один из судей заерзал и подал председательствующему условный знак, побудивший последнего прервать заседание и перенести его на три часа дня.
Зал опустел, и только одинокая муха продолжала биться у окна.
Возвратившись домой, прокурор не застал Кончиты. Кончита пошла к дому Пабло и ожидала его появления, чтобы узнать от него об исходе дела.
– Пока ничего определенного сказать нельзя, – сказал Пабло, поздоровавшись с нею.
– Но как вы защищались? – спросила Кончита.
– Я не защищался и не стану защищаться, – ответил Пабло.
– Суд настроен враждебно?
– Я не могу понять их настроения, но вне зависимости от него они свое дело сделают.
– А что мой муж?
– Пока он позволил себе лишь пару сомнительных выпадов по моему адресу. Речь свою он произнесет после обеда.
– А что говорят эксперты?
– Их не допрашивали. Да и нечего их допрашивать. Я их не вызывал, они сами навязались.
– Так, значит, мой муж сегодня произнесет свою обвинительную речь?! Как вы считаете, для вас имело бы какое-то значение, если бы я узнала у него основные доводы, и сообщила их вам?
– Возможно, что это несколько облегчило бы мое положение, хотя я не питаю никаких особых надежд на неожиданный поворот дела.
– В котором часу возобновится судебное заседание?
– В три часа.
– Мой муж уйдет из дома в половине третьего. Подождите дома, – я позвоню вам и сообщу все, что мне удалось выяснить.
И она поспешила домой.
– Как закончился процесс писателя Амбарда? – спросила Кончита у мужа.
– Он еще не закончился, – ответил прокурор.
– А ты уже произнес свою речь?
– Нет. Они услышат меня сегодня после обеда. Я еще никогда не поддерживал обвинение с такой убежденностью.
– И его осудят?
– В этом нет никаких сомнений.