Пожиратели облаков

– Я был на него зол как черт, Лола, – сказал он (к этому имени она уже постепенно привыкала). – Он ведь меня кинул как друг. И в одной из притч той своей дурацкой книжки он в качестве персонажа выставил меня. Прототипом, стало быть. Тот самый «избалованный дитятя игрушечного магната» – это, безусловно, я. Что, мол, нехватка строгих правил рынка меня духовно истощила. И что я, по его словам, напоминаю «рыбу в садке». Каково, а? А ведь он мне, этот рыночник, все еще должен восемьсот баксов. Он мне, а не я ему.

Ну а потом, несколько месяцев назад, начались тяжелые времена. То есть поначалу все шло великолепно, а затем как-то сложней и сложней. Кончилось тем, что я стал принимать довольно безрассудные решения… во всяком случае, периодически забывать помнить, что я не эпицентр мироздания.

– Что-то я не пойму, – сказала Лейла (так с ней иногда заговаривал Рич, а она в общении с ним научилась выводить доводы к суммарному заключению). – Вы имеете в виду, что постепенно теряли рассудок? Типа становились психом?

Получилось в точку.

– Нет, не психом, – возразил Лео, размазывая по яблочной дольке миндальную пасту. Лейла выжидательно молчала. – Ум у меня сошел с рельсов непосредственно перед этим. Или же это я принял такое решение. Типа вперед и вверх – хотя в конечном итоге с дистанции придется неизбежно сойти. Между тем вышло так, что я и мой ум решили соскочить по ходу; решение в принципе верное. Только вот приземлились мы в жутко невыигрышном месте. А тот свой бюллетень я выпустил непосредственно перед тем, как соскочить.

«Тут вот в чем дело, – сделала для себя вывод Лейла. – Он не похож на сумасшедшего». С точностью до наоборот: эти аккуратные яблочные дольки, добротные паспарту к живописи. Глаза такие мягкие и глубокие, без внутреннего смятения. Уж его-то она понавидалась. У беженцев. Из которых оно так и сочится.

– Но ведь я вас вывезла вроде как из клиники реабилитации?

Он кивнул, как будто бы зная, куда она клонит.

– Да, именно. Оттуда. Только если я и сумасшедший, то какой-то неправильный. Или просто подпадаю под категорию специфических функциональных типов, неуемных обличителей-жалобщиков. Возможно, все это дело усугубили спиртное и марихуана – кто знает? Взяли и перевернули, опрокинули меня вверх дном. С моей стороны это было глупо. Поэтому я собираюсь вывести их из уравнения и посмотреть: прежний ли я перец и как осложнится при этом жизнь?

Лейле эти рассуждения напоминали некоторые ее беседы с Ричем. Сколько их уже было. Рич состоял из обетов, данных и впоследствии нарушенных. Опекать таких – только время терять.

– Здорово. Нет-нет, я серьезно. Насчет ваших планов трезвой жизни, – сказала Лейла, осмотрительно притаптывая в сердце огонек, который робким язычком проклевывался к этому человеку. – Хотя я, сами видите, не спонсор и не какой-то там доброжелатель. Сюда я прибыла посмотреть, дадите ли вы нам что-нибудь на Деверо.

В сущности, это напоминало войну: Комитет сделал в отношении ее отца нечто куда более гадкое, чем шантаж. Надо бы попытать еще раз.

– Может, вы все-таки дадите мне то видео?

Лео подошел к задней двери, открыл ее. Внутрь потянуло сладковатым запахом жимолости; под сквозняком зашевелились кухонные полотенца на ручке духовки.

– Извините, Лола, не могу. Этот вопрос сам собой то приходит, то уходит. Обойти моральный запрет насчет шантажа мне не по силам.

– Да вы поймите, Лео, – сказала она уже с легким раздражением в голосе, – то, с чем мы боремся, – кромешное зло, огромное и гибельное. Кому при таких ставках есть дело до, извините, хрена вашего товарища и вашей к нему щепетильности? – (Лео поморщился). – Нас всех хотят поработить. И наша задача – остановить злодеев.

О своих семейных невзгодах, связанных с этим, ей говорить не хотелось.

– Я вам верю, – повысил в ответ голос Лео. – Но пожалуйста, попросите меня о чем-нибудь другом. Ведь есть же что-нибудь еще, что я могу для вас сделать? Я понимаю – у вас это, вероятно, что-то вроде проверки на лояльность. Некая проверка от «Дорогого дневника».

Лейла об этом как-то даже не подумала.

– Нет, никакая не проверка. А просто просьба, если хотите, об одолжении.

– А может, вас сюда прислали мои судьи.

– Какие такие судьи?

– Известно какие. Бог, Высшая Мотивация, Ангелы, Санта, Элвис. Да мало ли. Бывают всякие.

– А лично у вас?

– У меня? Покойные родители.

– Ваших родителей нет в живых? Ой, простите, пожалуйста.

Сердце нежно подуло на угасшие было угольки.

– Вашей вины в этом нет, – грустно усмехнулся он.

– Но вы все-таки думаете, что меня к вам подослали? – спросила она с ударением на последнее слово.

– Скажу так: кто бы это ни сделал – мои умершие родители или глобальное онлайн-подполье, думающее пресечь гнусный заговор, который я сравнительно верно предрек в состоянии, близком к психозу, вывод я делаю один и тот же: вы просите меня сделать нечто, чего мне делать не следует. Причем об этом известно и вам, и мне.